Янина скептически относилась к заверениям немцев, ответственных за переселение, насчет того, что на этот раз польских детей не будут отделять от родителей. Крик о помощи, с которым обратилась к ней пожилая женщина из Замосця, подтвердил ее опасения. Четверых внуков этой женщины держали в транзитном лагере, их отца немцы расстреляли, а местонахождение матери было неизвестно.
Янина решила выяснить все, что сможет, про детей в транзитных лагерях, и постараться проследить, куда их будут вывозить, чтобы когда-нибудь эти дети смогли воссоединиться с семьями. Она снова призвала своих сотрудниц, имевших опыт работы в детских учреждениях, и отправила их на железнодорожные станции близ транзитных лагерей, где ГОС было разрешено раздавать еду и предметы первой необходимости переселенцам, которых сажали в поезда для депортации. Сотрудницы Янины, преимущественно члены Сопротивления, регулярно отчитывались о количестве детей на этих транспортах и дате отправки и старались узнавать у железнодорожных рабочих и начальства станций, куда поезда отправляются. В первую очередь женщины обращали внимание на детей без сопровождения; иногда им даже удавалось уводить нескольких со станции с собой[156]
.К началу июля транзитные лагеря настолько переполнились, что комиссия СС по перемещению решила направить часть поляков, согнанных с их земель, в Майданек. За два дня около шести тысяч поляков прибыло в лагерь, и многих вынудили пешком пройти 75 километров от Замосця. Охранники, сопровождавшие строй, расстреливали тех, кто падал, – в назидание остальным. К концу июля комиссия направила в Майданек около 9000 польских перемещенных лиц[157]
.Лагерь, и так переполненный сверх нормы, оказался совершенно не готов к такому наплыву заключенных. В бараки, предназначенные для 250 заключенных, селили по полторы тысячи и более человек; люди спали вповалку на нарах, зажатые между телами соседей, и на полу. Все, включая детей, должны были оставаться на улице в течение дня под палящим солнцем и выстаивать долгие часы перекличек на рассвете и на закате. Они пользовались открытыми выгребными ямами, не могли помыться и постирать одежду или детские пеленки. Лишения стали еще невыносимее, когда Флорштедт перекрыл подачу воды на территорию лагеря строгого надзора и приказал казнить любого, кто будет использовать воду для питья или стирки. Хотя Майданек наконец-то подключили к системе канализации Люблина, в результате летней засухи воды городу не хватало. Единственной жидкостью, которую узники получали в течение дня, был утренний «кофе» и отвратительный суп, который они передавали по кругу в немытых мисках, полный песка, скрипевшего на зубах. При этом заключенным приходилось таскать в ведрах воду, чтобы поливать цветы на клумбах, и это еще усиливало их мучения.
Условия в Майданеке были особенно тяжелыми для детей. Голод и обезвоживание быстро истощали их. Они болели корью и свинкой, а также тифом, который немедленно распространился среди перемещенных. А еще они ежедневно наблюдали сцены жестоких избиений и груды обнаженных трупов, сваленные на телеги. При движении руки и ноги мертвецов подпрыгивали, как у жутких марионеток, пока их везли по ухабистой дороге в крематорий. С каждым днем детей умирало все больше и больше[158]
.Пока Скжинский инспектировал условия в регионе, подвергшемся «Операции Вервольф», Янина осуществляла все взаимодействие с немецкими властями по Майданеку. Администрация лагеря не рассматривала перемещенных лиц из Замосця как заключенных лагеря и потому не включила их в состав тех поляков, которым ГОС мог предоставлять питание. Янина смогла договориться о небольшом наращивании объема поставок, но оно мало сказалось на рационе питания узников. Радость, которую она испытала, получив разрешение доставить 250 литров молока для детей, испарилась, когда стало известно, что большую его часть расхитили эсэсовцы и капо. Единственным ее реальным достижением стало соглашение о переводе 153 тяжело больных польских детей из Майданека в люблинский детский госпиталь. Крайняя степень их истощения потрясла Янину и заставила еще отчаяннее искать пути спасения тех, кто оставался в лагере[159]
.