И снова боль. Снова осознание, что я лишь пешка в чужой игре.
— Я рядом с тобой совсем дикий, — неожиданно признается Серебряков. Смотрит на меня, а у самого, кажется, во взгляде ни грамма адекватности. — Никакого контроля — все летит к чертям. Как ты это сделала, маленькая? Приворожила?
Я могу лишь хлопать глазами. Мысли сейчас вязнут без возможности сформироваться хотя бы в какое-то подобие четкой фразы. Кажется, мы оба больны в этот момент. И никак не выходит перестать реагировать, начать дышать спокойно и прекратить это сумасшествие.
— Помоги мне, — с каким-то невероятным отчаянием в голосе просит Серебряков. — Оттолкни меня! Пошли! Не отвечай мне!
Вроде бы я понимаю его слова, но их смысл ускользает. Я растворяюсь в его темном взгляде, тону в том омуте, который засасывает нас обоих.
— Тебе нельзя, Ива, — яростно шепчет он. — Нельзя в меня влюбляться. Нельзя!
— Я уже… — срывается с моих губ. Зрачки у Яна становятся еще больше, и кажется, теперь от радужки и вовсе ничего не остается. — Помоги мне, — добавляю еще тише.
— Все, что угодно, — слышу хриплый шепот.
— Помоги, — прошу его, понимая, что после будет откат. Но сейчас мне кажется, что другого выхода просто нет.
Как нет и объяснений, почему я не отталкиваю Яна, а наоборот, цепляюсь за него и за этот момент нашей близости.
— Помоги забыть боль. Помоги…
Взгляд Серебрякова неуловимо меняется, но я уже вижу его решение.
23 Ива
Ян стискивает зубы, желваки сильнее выделяются на его лице. Он прикрывает глаза, а затем шумно выдыхает. И я уже почти жду, что он снова уйдет.
— Ты пожалеешь об этом, — глухо произносит. Но вместо того, чтобы отпустить, подхватывает меня за ягодицы, вынуждая обвить его торс ногами. Я не понимаю, чего он хочет, но доверяюсь полностью.
Сейчас я морально выпотрошена, обнулена. Сейчас я захлебываюсь от боли, и мне нужен анестетик.
Алкоголь уже не помог.
Прохлада обжигает спину, едва мы выходим из ванной. Не успеваю даже подумать, что вообще-то здесь еще Макс, как Ян заносит меня к себе в спальню и сразу же захлопывает дверь за нами. Затем медленно несет меня к своей постели, укладывает на нее и долго вглядывается в мое лицо.
— Ты уверена, Ива? — его голос выдает нетерпение и желание, которое его одолевает не меньше, чем меня.
Возможно, в этот момент стоит остановиться, подумать, принять взвешенное решение. Но я полностью во власти момента — подаюсь вперед и сама прижимаюсь губами к его.
— Уверена, — шепчу на выдохе.
Его взгляд вспыхивает, а у меня во рту мгновенно пересыхает. С трудом сглатываю ком в горле. Закусываю губу, чтобы не ляпнуть что-нибудь и не испортить момент. Ян тут же накрывает ее пальцами, вынуждая отпустить.
— Я сам, — заявляет, а затем целует. Властно. Жестко. С таким напором, которого я не испытывала еще ни разу.
И сразу становится слишком много всего — чувств, эмоций, впечатлений.
Твердые, настойчивые губы, поцелуи-укусы и мурашки, которые, кажется, вовсе не проходят.
Серебряков искусен в ласках. И если в прошлые разы я уже это почувствовала, то в этот раз все выходит на какой-то новый уровень — та жадность, с которой он меня целует, трогает, зализывает, сводит с ума.
Я плавлюсь. Таю, словно мороженое на солнце. Невозможно остаться равнодушным после такого. Каждая моя клеточка звенит от напряжения. Желание — густое, концентрированное — витает в воздухе. А мы ведь просто целуемся.
Мне хочется трогать его, ощущать под пальцами крепкое, жилистое тело. Хочется скользить по широким плечам, чувствовать, как напрягаются мышцы руки, когда прикасаюсь к ней, когда задеваю крепкий пресс с четко прорисованными мышцами.
Ян шумно выдыхает, мягко перехватывает мою ладонь, целует кончики пальцев, неотрывно глядя в мои глаза. И столько щемящей нежности в этом моменте.
Будто между нами нет лжи, обмана и фальшивой свадьбы.
Словно мы обнуляемся в этот момент, начинаем заново свой отсчет.
Точно сегодня — новое начало.
— Ты очень красивая, — шепчет он, вбирает в рот один мой палец, затем второй. Бесстыдная и в то же время невинная ласка.
Я не понимаю, что будет дальше, но хочу пройти этот путь до конца. Ян вдруг выпускает мои пальцы и тянет мою руку вниз, чтобы накрыть ею мою же промежность.
Там влажно. Так горячо и остро.
— Поласкай себя, маленькая, — требует он. — Вот так, моя хорошая.
Пальцы скользят под белье, которое уже насквозь мокрое. Ткань задевает чувствительную плоть, мешает, и Ян, чуть отстранившись, просто рвет мои трусики.
Мне становится еще горячее — такой у него сейчас дикий взгляд. Особенно когда он нарочито медленно, словно давая мне возможность передумать, раздвигает мои ноги. А затем смотрит прямо туда.
Румянец вспыхивает у меня на щеках. Затем спускается ниже — я буквально чувствую его. Как и горячий взгляд мужа.
Не мужа…
Острый укол боли прорывается сквозь марево возбуждения. Серебряков чутко ловит этот момент и накрывает мои пальцы своими — направляет, давит, провоцирует.