Кажется, папа говорил, что в Грузии определение человека по одному имени считается знаком высочайшего признания народа. Причем не просто по имени, а по его уменьшенной версии. В Грузии может быть только один Миша – президент, или Буба – певец. И что важно: не Вахтанг Кикабидзе, а именно – Буба. Как только грузин упоминает при соотечественнике какое-то уменьшительное, детское имя, сразу становится понятно, о ком речь. В Грузии может быть только один Миша или Буба без всяческих фамилий. Ес ли грузины определяют тебя по имени, ты достиг на родине признания. Ты – один. Ты – на вершине. (Впрочем, если задуматься, в России тоже существует нечто подобное. У нас есть только один Вольфович и лишь одна, не менее эпатирующая, Ксюша. Фамилий называть не надо. Их имена звонко бряцают, как медали за заслуги на ниве шоу-бизнеса.)
За пятнадцать минут до начала званого ужина, назначенного на 23.00, к крыльцу подъехал скромный «мерин» представительского класса. Две передние дверцы одновременно раскрылись, и в успевшие увеличиться на метеных дорожках сугробы выпрыгнули младшие представители клана Вяземских: Георгий и Кристина.
Брат и сестра спешили. Кристина на ходу снимала перчатки и расстегивала пятнисто-белую шубку; Георгий, отряхивая с лакированных ботинок снег, печатал по ступеням шаг.
Кристина, хорошенькая брюнетка с округлыми формами, несколькими движениями взбила в гриву распущенные волосы. Брат ковырялся у зеркала дольше. Поправлял галстук, приглаживал темные волосы – довольно крупные залысины на его лбу намекали, что этот молодец полысеет годам к тридцати, – потом снова поправлял галстук, вытягивал манжеты и щупал запонки.
Кристине, судя по всему, передался темперамент, но не величавость матери. Георгию достались невозмутимость батюшки и привередливость маман. Кристине был двадцать один год, Георгий недавно отметил четверть-вековой юбилей. Сестра, думаю, никогда не была и не станет дурнушкой, внешность брата ставила меня в тупик. Безвольный округлый подбородок плохо монтировался с тонким хрящеватым хищным носом. Словно двуликий Янус, Георгий был многолик. Когда он попадал под камеры в анфас, в первую очередь в глаза бросались круглые, по-детски пухлые щеки, но стоило ему повернуться в сторону, как все менялось. Откуда-то вдруг выступал патрицианский профиль: правильный греческий нос становился главным, и даже легкая припухлость под подбородком не уменьшала, а увеличивала сходство с чеканным профилем великих консулов. Малейший поворот головы и – разительная перемена. На место маменькиного сынка выступал суровый муж…
Внешность Георгия была неуловима. В ней не было определенности.
(Но на паспорт ему, пожалуй, лучше все же фотографироваться в профиль.
Жаль, что закон не позволяет.)
За несколько минут до одиннадцати – тянуть дальше было уже невозможно – я и Артем синхронно отпрянули от «подоконника», посмотрели друг другу в глаза: я со страхом, наследный принц с виноватым сочувствием.
– Ну, с Богом, – сказал Артем. – Иди не бойся, мама и Муслим будут рядом.
Полковник приехал в Непонятный Дом загодя и теперь вместе с семейством ждал появления «сюрприза», о чем один раз – мы это слышали по мониторам – в гостиной объявила Ирина Владимировна. Принимая сочувственные реплики родственников – ах, ах, дорогая, ты отлично держишься, – она сидела в любимом кресле и держала в руке так и не отпитый бокал с сухим вином.
Когда я спускалась с третьего этажа на второй, ноги мои выделывали пляску святого Витта. Лицо же, напротив, окаменело, и в ответ на удивленные взгляды горничных, встретившихся мне возле малой парадной столовой, я не смогла изобразить даже смутного полунамека на полуулыбку.
Клементина Карловна приняла мое появление у зала немного напряженно. Пронзив меня взглядом – Ирина Владимировна не посвятила ее в ситуацию, – она слегка посторонилась, и я, укрытая от Вяземских створкой открытой двери, остановилась за порогом, откуда мне было видно только приглашенного сомелье, обходящего узкий край стола с бутылкой наперевес.
Минут через пять виночерпий сделал еще один круг, гости, принявшие до этого аперитив в гостиной, заговорили оживленней и принялись громко обмениваться репликами.
– Минуточку внимания. – Звонкие удары, видимо ножом по бокалу, потребовали тишины.
Ирина Владимировна дождалась, пока смолкнут последние разговоры, и продолжила: – Господа, – официально обратилась к родственникам
Вяземская, – у меня для вас известие. Позволь те представить…
Это была кодовая фраза. Едва не зажмурившись от ужаса, я шагнула под свет рампы.
– …позвольте вам представить Алису. Она ждет ребенка от Артема. – И добавила внушительно: – Моего внука.
Кто-то уронил на тарелку нож или вилку, это стало единственным звуком в установившейся тишине.
Дабы не утруждать себя пикантными подробностями, Ирина Владимировна попросила меня предстать перед семейством в форме горничной: в сером платье, в белом переднике, с ажурно-парадной наколкой в волосах.