Фальшивые червонцы

Прошел день, нескончаемо долгий и тревожный в условиях одиночной камеры, миновали второй и третий.

В назначенный тюремным расписанием час ему приносили еду. Со скрипом открывалась тяжелая форточка в обитой железом двери и снова закрывалась, едва он успеет взять миску с баландой. На допрос его упорно не вызывали.

Дыхание останавливалось от жутких мыслей и предположений. Он отгонял их прочь, а они опять лезли в голову, взвинчивая нервы до предела.

Быть может, его и не собираются допрашивать. Не будет ни суда, ни следствия, просто расстреляют, как белого офицера и иностранного шпиона, схваченного с оружием в руках. Законы у них свои собственные, достаточно суровые. Явятся к нему ночью и коротко скомандуют, чтобы выходил.

— Выходи! — скомандовали ему на пятый день. Не в ночные часы это случилось — сразу после утренней поверки, и все равно он весь затрясся, затрепетал, не в силах совладать с самим собой.

Следователь встретил его любезно, с приветливой улыбкой старого знакомца. Сказал, как бы извиняясь, что был загружен сверх меры весьма срочной работой, хотя и помнил при этом, что обязан побеседовать с Альбертом Христиановичем.

— Надеюсь, вы готовы теперь к откровенному разговору? — поинтересовался следователь и еще разок одарил его белозубой своей мальчишеской улыбкой. — Если готовы, давайте начнем с установления вашей личности. Так полагается по нашим советским законам. Стало быть, вы Альберт Христианович Шиллер, а не Александр Карлович Гринберг, как утверждали на предыдущем допросе?

Было бы тупоумием не подхватить этот легкий, почти светский тон, предложенный ему следователем, и он, конечно, воспользовался благоприятным случаем, начал свою игру в капитуляцию.

Обстоятельства, к сожалению, сложились для него на редкость плохо. Арестован в Ленинграде без документов, с оружием, нелегально перешел советскую границу, к тому же пачка фальшивых червонцев. Хуже, кажется, и быть не может.

Только этим и, право же ничем другим, объясняются неправдивые показания, данные им на предварительном допросе.

Сказалась тут обычная человеческая растерянность, и он умоляет следствие не ставить ему в вину эту глупую, наивную ложь. В дальнейшем он обещает быть вполне искренним.

Да, он действительно Альберт Христианович Шиллер, а не Александр Карлович Гринберг, как утверждал на предыдущем допросе. Родился в 1890 году в Сувалкской губернии, в семье зажиточного крестьянина, владельца паровой мельницы.

Был три года на войне, за храбрость награжден Георгиевскими крестами. Александром Гринбергом его нарекли в «Корпусе офицеров императорской армии и флота». Организация эта монархическая, строится на конспиративных основах, и многие ее члены должны иметь псевдонимы.

С генералом Глазенапом он действительно знаком. Еще с 1915 года, когда вместе служили в 20-м Финляндском драгунском полку. Новая встреча с Петром Владимировичем произошла в 1922 году, в городе Данциге. Он тогда бедствовал, как большинство русских эмигрантов, не имел средств для пропитания, и генерал Глазенап оказал ему товарищескую материальную помощь, будучи весьма состоятельным человеком. С тех пор они вместе. Точнее, не вместе, а довольно часто видятся.

Особой близости между ними, разумеется, нет, да и быть не может. Генерал, как ему положено по чину, витает в высших сферах общества, лично знаком с Черчиллем, Людендорфом, Муссолини и другими государственными деятелями, а он всего-навсего бывший штабс-ротмистр русской армии, нищий эмигрант, рядовой исполнитель приказов вышестоящего начальства. Пешка, так сказать, в крупной игре.

Следует также чистосердечно сознаться, что обнаруженные при нем пятьсот советских червонцев куплены им не на черной бирже. Деньги эти вообще не куплены. Ими снабдил его на дорогу некий господин Арцимович, жительствующий ныне в своем собственном имении, около города Либавы.

В дореволюционной России Арцимович был членом не то Сената, не то Государственного совета, словом, крупной шишкой. Чем он занят в настоящее время и откуда у него фальшивки — сказать трудно.

По слухам, Арцимович связан с Берлином. Вероятно, ГПУ небезынтересно будет узнать, что поддельные червонцы изготавливаются там в значительных количествах. Так, по крайней мере, говорят люди, причем люди осведомленные.

Следователь слушал его не перебивая и не обнаруживая особого интереса к рассказу. Лишь изредка делал какие-то пометки на маленьком клочке бумаги. Лицо у следователя было отсутствующее, наглухо замкнутое, так что никак не разберешь — верит или не верит. Плохо это, очень даже плохо. Брести приходится ощупью, в потемках.

План его исповеди, составленный еще в камере, предусматривал далее рассказ о задании, с которым он пришел в Советский Союз. Задание это — не шпионаж и не подготовка диверсионных актов, упаси господь от таких заданий. Личные мотивы также не играли никакой роли. Историю с неудачной любовью он, извините, выдумал.