Фальшивые червонцы

Логика тут, в сущности, простая, людоедская. Нет желания очутиться на Гороховой — стало быть, очищайся от скверны, будь жестоким и беспощадным. И гляди в оба, ибо бацилла предательства подстерегает на каждом шагу.

Изрядную головоломку преподнесло тайному советнику возвращение лицеиста Афанасия Павловича Хрулева.

Из эмиграции приезжали многие, не один Хрулев. Сочинят слезницу пожалобнее, запишутся на прием в советском посольстве и терпеливо ждут решения своей участи. В родных пенатах блудных сынов принимали со сдержанной вежливостью, без попреков и без распростертых объятий. Помогут устроиться на работу, помогут с жильем и, разумеется, изучают, настороженно присматриваются.

Афанасий Хрулев воротился из Парижа через Берлин. Разыскал в добром здравии жену и подросшего сына, устроился на должность в коммерческий отдел управления Северо-Западной железной дороги. Жил тихо и уединенно, встреч с бывшими однокашниками не искал.

Обо всем этом тайному советнику исправно докладывали помощники, и мало-помалу он успокоился. Не было оснований подозревать Хрулева в связях с ГПУ: видно, намытарился человек на чужбине, припал к семейному очагу и рад-радешенек жалкой зарплате совслужащего, хотя в былые времена блистал в чиновничьих кругах столицы, занимая довольно крупные посты. Не всякий, к сожалению, способен на подвижничество, есть натуры смиренные, робкие.

Однако месяца через полтора ему передали, что Афанасий Павлович желает встретиться с ним, с Александром Сергеевичем Путиловым. Не говорит напрямую в чем дело, но дает понять, что свидание это крайне желательно и неотложно. И как бы между прочим сообщает, что в канун своего отъезда из Парижа имел конфиденциальную встречу с влиятельной персоной из Высшего монархического совета.

Новость эта заставляла насторожиться. Личное свидание с Хрулевым, понятно, исключалось, — не мог он пойти на такой риск. Не имел права подставлять под удар и своих людей.

Пока тянули с ответом, Афанасий Хрулев предпринял крайне неожиданный маневр. Явился поздно вечером в Басков переулок, трижды надавил кнопку звонка, как было указано на двери, и молча протянул ему какой-то конверт.

— Кто вы? — в страхе отшатнулся Александр Сергеевич. — Что вам угодно?

— Я — Афанасий Павлович Хрулев, — сказал нежданный визитер взволнованным шепотом. — Берите, берите скорей, там все написано! — и стремительно сбежал по лестнице, сунув ему в руки конверт.

Глупо было догонять Хрулева, привлекая внимание любопытствующих соседей. Еще глупее было бы уничтожить злополучный конверт, не ознакомившись с его содержанием. Короче говоря, дурацкая эта выходка заставила решать сложнейшие проблемы.

Понадобилась уйма ухищрений и предосторожностей, чтобы вскрыть конверт, не оставляя следов. Письма в нем не оказалось — лишь простенькая схема какой-то квартиры с едва заметным крестиком на стене одной из комнат. И всего два слова в нижнем углу, нацарапанные остро отточенным карандашом: «Фурштадтская, Кочубей».

Головоломка сделалась еще более сложной.

Эту или подобную схему тайный советник ждал с нетерпением, потому что испытывал нужду в средствах, а миллионные сокровища лежали где-то рядышком, припрятанные в тайниках. В данном случае речь шла, несомненно, о кладе в особняке князя Кочубея.

Загадочным было другое: с какой целью применен столь странный способ пересылки схемы? И не провокация ли это, не хитрая ли уловка чекистов?

Так или иначе, от прямых контактов с Хрулевым следовало воздержаться. К тому же, как сообщили ему, Афанасий Павлович выехал в длительную служебную командировку. Как нарочно, не было связи и с парижскими друзьями, — очередной курьер от них ожидался через месяц, не раньше.

Вот тут он и вспомнил о Савве Туманове, непутевом отпрыске весьма уважаемых родителей. С помощью Саввы безопаснее всего испытать честность Хрулева. Репутация у этого молодого негодяя подмоченная, но от политики он достаточно далек. Пусть займется розысками княжеских сокровищ на свой страх и риск. Сойдет все благополучно — стало быть, Афанасий Павлович ни в чем не виноват. Ну, а коли возникнут осложнения — выводы будут напрашиваться сами собой.

Передачу схемы Савве Туманову удалось осуществить с отменной точностью безукоризненно налаженного механизма. Твердым был и джентльменский уговор с этим авантюристом: ни при каких условиях не называть имени Александра Сергеевича, нести ответственность в одиночку, за что Савве Туманову полагалось пятьдесят процентов от общей суммы.

Неудача на Фурштадтской прозвучала, как сигнал бедствия.

Правда, специальные наблюдатели, издали контролировавшие действия Саввы Туманова, утверждали, что арестован он якобы за самозванство, что предъявлял кому-то фальшивое удостоверение агента угрозыска, но Александр Сергеевич этим басням не верил. Для него было ясно, что несчастьем он обязан предателю Хрулеву.

Была объявлена тревога.