Как представляется, только дальнейшее скрупулёзное изучение памятника (если только не откроются новые обстоятельства) позволит решить вопрос об авторе (авторах?), определить источники сочинения, выявить, возможно, подлинные пласты текста (в этом случае важна степень редакторской работы), уточнить идейную направленность произведения и т. д. Вполне очевидно, что это сочинение — очень поздняя компиляция, претендующая на древность[493]
.Д. Колодзейчик, который связал этот труд Кефеви с последствиями крымского похода Миниха 1736 г.[494]
, обратил внимание на то, что в факсимиле титульного листа нового издания читается фразаОднако факсимиле титула, приложенное к польскому изданию, даёт абсолютно однозначное чтение:
Одно текстологическое наблюдение, возможно, поспособствует выявлению иных, кроме западных (польских и латиноязычных), источников текста Кефеви[497]
. В описании Полтавской битвы (время правления Гази-Гирея) целый пассаж текста со словТаким образом, очевидно, что либо Абд ал-Гаффар Кырыми черпал свои сведения у Кефеви, либо наоборот. Однако Абд ал-Гаффар в числе аккуратно упомянутых им источников своего труда Кефеви не называет. И так как он сам был современником битвы и опирался в своём описании многих событий того времени на собственные впечатления и воспоминания, пользоваться каким-либо современным ему источником Кырыми не было смысла.
Последнее наблюдение ещё раз убеждает в том, что труд Кефеви — поздняя компиляция, созданная в начале 20-х гг. XX в. (в 1928 г. появилась уже первая печатная информация об этом памятнике) за пределами Крыма, скорее всего, группой антироссийски настроенных крымских татар, связанных с Польшей.
М. Б. Кизилов
Ильяш Караимович и Тимофей Хмельницкий: кровная месть, которой не было[500]
"What would you say about a young man who had
a strange theory about a certain work of art, believed in
his theory, and committed a forgery in order to prove it?"
"Ah! that is quite a different matter," I answered.
Ещё один из первых биографов С. Шапшала (1873–1961) крымчакский[502]
историк-любитель Лев Исаакович Кая писал: «Подробное изложение биографии Шапшала потребовало бы написания… целой книжки о нём и его жизненных приключениях. Его жизнь была ими не беднее, чем жизнь графа Монте-Кристо»[503].