Фамильная честь Вустеров

     В безоблачном настроении выбежал я на улицу и  махнул проезжающему мимо извозчику. Знаю, многие на моем месте принялись бы ворчать, что им испортили утро,  но  я лишь радовался, что  в  моей власти совершить небольшое  доброе дело. Я часто  говорю: вглядитесь повнимательнее  в Бертрама Вустера,  и  вы увидите озорного бойскаута.

     Антикварная лавка  на  Бромптон-роуд  оказалась  именно  такой, какой и положено быть антикварной  лавке на Бромптон-роуд,  да, кстати, и  на  любой другой улице, исключая  роскошные магазины на  Бонд-стрит и по  соседству  с ней, – то есть  само здание донельзя обшарпанное, а внутри темно  и затхло. Почему-то владельцы подобных заведений вечно тушат мясо в задней комнате.

     – Могу я посмотреть... –  произнес  я, переступив порог, но сразу  же умолк, увидев, что приказчик занят с двумя другими  посетителями. Хотел было сказать: "Ничего, пустяки",  – пусть думают,  что я забрел  сюда  случайно, мимоходом, – да так и замер с открытым ртом.

     Казалось,   в   лавку  сползся  весь  туман  упомянутой  Дживсом   поры плодоношенья и забил ее плотной массой, однако я умудрился разглядеть в этом киселе,  что  один из посетителей, тот,  что  пониже ростом и постарше,  мне знаком, и  даже очень. Старикашка Бассет  собственной персоной. Он,  и никто другой.

     Характеру Вустеров  свойственна  несгибаемая  твердость  духа,  об этом часто говорят  в обществе. Именно  это качество  я и ощутил  в себе  сейчас. Человек со слабой волей, без сомнения,  незаметно ускользнул бы с поля боя и задал стрекача, но я решил принять  сражение. В конце концов, тот инцидент с полицейским не более чем прошлогодний снег. Выложив пять  фунтов, я заплатил свой долг обществу, что мне теперь  бояться этого старого сукина сына? Он же просто карлик, сморчок.  И я принялся  расхаживать по лавке,  исподтишка  на него посматривая.

     При моем появлении  папаша  Бассет обернулся  и  бросил на меня  беглый взгляд,  а  потом  стал то и дело коситься в мою сторону. Я понимал: минута, другая –  и из глубин  памяти всплывет  сцена в суде,  он узнает  стройного аристократа,  который  стоит  неподалеку,  опираясь  на  ручку  зонта.  Ага, узнал-таки. Приказчик скрылся в задней комнате, и старикашка Бассет двинулся в мою сторону, сверля меня взглядом сквозь очки.

     – Здрасте,  здрасте, молодой  человек, – сказал он. –  Я вас знаю. У меня отличная память на лица. Я судил вас за нарушение.

     Я слегка поклонился.

     – Судил,  но всего один  раз. Очень  рад. Надеюсь, урок  пошел вам  на пользу и вы исправились. Превосходно! Кстати, что за проступок вы совершили? Не надо, не подсказывайте, я сам вспомню. Ну конечно! Вы украли сумочку!

     – Нет, нет, я...

     – Вот именно,  украли дамскую сумочку, – непререкаемым тоном повторил он. –  Я прекрасно помню. Но теперь с  преступным прошлым покончено, верно? Мы начали новую жизнь, да?  Великолепно!  Родерик,  подите сюда. Чрезвычайно интересный случай.

     Спутник папаши Бассета поставил  на  стол поднос для визитных карточек, который рассматривал, и подгреб к нам.

     Я уже обратил внимание, какой это  диковиннейший экземпляр человеческой породы. Двухметрового роста,  в  широченном клетчатом пальто из шотландского пледа чуть не до пят, он казался поперек себя шире и невольно притягивал все взгляды. Природа  словно бы решила  сотворить гориллу, но в последнюю минуту передумала.

     Впрочем, поражал этот  субъект  не только гигантскими размерами. Вблизи вы  уже  видели  лишь  его физиономию – квадратную, мясистую,  с  крошечными усиками  где-то  посередине. Глазки  острые,  так вас  и  буравят. Не  знаю, доводилось ли вам  видеть в газетах карикатуры диктаторов? Подбородок задран к небу, глаза сверкают,  они  произносят перед восторженной толпой пламенную речь по поводу открытия нового кегельбана. Так вот, этот субъект был вылитый диктатор с карикатуры.

     – Родерик, я хочу познакомить вас с этим молодым человеком,  – сказал папаша Бассет. – Его случай блестяще подтверждает мысль, которую я не устаю повторять: в  тюрьме человек не деградирует, тюрьма не  калечит его душу, не мешает, ступив на прежнего себя, подняться в высшие пределы.

     Этот номер  про высшие пределы мне знаком, он  из репертуара Дживса, но где старикан-то его подцепил? Интересно.

     – Взгляните на этого молодого  человека.  Совсем  недавно я приговорил его к трем месяцам  лишения свободы за воровство сумочек на вокзалах,  и вот вам  пожалуйста:  пребывание  в  тюрьме оказало на него  самое  благотворное воздействие. Он духовно возродился.

     – Вы так думаете? – отозвался Диктатор.

     Не могу сказать, что он саркастически хмыкнул, но его тон мне все равно не понравился. Да  и  смотрел  он на меня с  гнусным  надменным  выражением. Помнится,  в  голове мелькнула  мысль,  что именно  ему  следует фыркать  на серебряную корову, лучшей кандидатуры не найти.

     – С чего вы взяли, что он духовно возродился?