Фамильная честь Вустеров

     – Мистер  Вустер славится своим пристрастием  кидать из окна  все, что попадется под руку, – так я принял меры предосторожности. Оутс, советую вам занять ваш пост немедля.

     – Слушаю, сэр.

     В  голосе   служаки  я  уловил   покорную  тоску,  было  ясно,  что  от самодовольного  злорадства,  с которым он наблюдал только что  разыгравшуюся сцену, не осталось и следа. Видно, он разделял мнение тети  Далии касательно восьми часов сна. Уныло отдал честь и с угнетенным видом  поплелся выполнять приказание. Ему вернули каску, но, судя по его виду, он задавал себе вопрос, каской ли единой жив человек.

     – А  теперь,  миссис  Траверс,  мне бы  хотелось  побеседовать с  вами наедине, если вы не против.

     Они отчалили, и я остался один.

     Не стыжусь  признаться, что, когда  ключ повернулся в замке, меня будто ножом полоснули. С одной стороны, было приятно сознавать, что хоть несколько минут ко  мне в спальню никто не ворвется, с другой – никуда не денешься от мысли, что я в заточении и что в оном мне пребывать долго.

     Конечно, Бертраму Вустеру все это было не внове, ведь я слышал, с каким лязгом  захлопнулась за  мною  дверь камеры на  Бошер-стрит.  Но тогда  меня поддерживала уверенность,  что в крайнем  случае меня ожидает выговор, ну на худой конец – позднее это подтвердилось – урон моему бумажнику.  Тогда мне не грозило, проснувшись завтра, отправиться на тридцать дней за решетку, где мне вряд ли будут подавать по утрам любимую чашку чаю.

     Не помогало и сознание того. что я невиновен. Стиффи Бинг сравнила меня с Сидни Картоном, но это слабо утешало. Я с этим субъектом не знаком, слышал только, что он вроде бы подставил  себя ради девушки, и потому в моих глазах он побил  все рекорды по  дурости. Сидни  Картон и Бертрам  Вустер, вы  друг друга стоите, вам обоим принадлежит пальма первенства.

     Я подошел к окну, выглянул.  Вспомнив,  какое  отвращение выразилось на физиономии стража закона, когда ему  приказали  стоять на посту всю ночь,  я подумал со слабой надеждой: может быть, он плюнет на свои  обязанности, едва начальство уберется,  и – домой, дрыхнуть. Но Оутс  был на месте, вышагивал взад-вперед  по  газону,  воплощенная  бдительность.  И  только я подошел  к умывальнику, взял кусок мыла, чтобы запустить  в него – надо же хоть как-то облегчить истерзанную душу, – как  вдруг  услышал,  что кто-то поворачивает дверную ручку.

     Я подкрался к двери и прижал губы к замочной скважине:

     – Кто там?

     – Это я, сэр. Дживс.

     – А, Дживс, привет.

     – Кажется, дверь заперта, сэр.

     – Вам  правильно  кажется, Дживс, так  оно  и есть. Меня запер  папаша Бассет и ключ унес с собой.

     – Что это значит, сэр?

     – Я арестован.

     – Не может быть, сэр.

     – Что вы сказали?

     – Я сказал: "Не может быть, сэр".

     – Вы так считаете? Еще как может. Увы. Сейчас все расскажу.

     Я сделал precis[23] того, что здесь произошло. Слышно было плохо, мы говорили через дверь, но, мне кажется,  рассказ вызвал множество сочувственных комментариев.

     – Ужасная незадача, сэр.

     – Хуже не придумаешь. А какие новости у вас, Дживс?

     – Я  пытался  разыскать мистера Спода,  сэр,  но он пошел погулять  по окрестностям. Без сомнения, скоро вернется.

     – Бог с  ним, он  нам больше  не  нужен. События  развивались с  такой скоростью, что Спод ничего уже не мог бы сделать. Что-нибудь еще разузнали?

     – Перебросился словечком с мисс Бинг, сэр.

     – Я бы  сам не  прочь переброситься  с  ней словечком.  Что эта  особа сказала вам?

     – Мисс Бинг, сэр,  находилась  в чрезвычайном расстройстве, сэр Уоткин Бассет запретил ей думать о браке с преподобным мистером Пинкером.

     – Боже милосердный! Но почему, Дживс?

     – У сэра Уоткина Бассета  возникли  подозрения  относительно той роли, которую сыграл  мистер Пинкер в  инциденте с коровой, позволив ее похитителю скрыться.

     – Почему вы говорите "похитителю"?

     – Из осторожности, сэр. И у стен есть уши.

     – Ага, понимаю. Очень мудро с вашей стороны, Дживс.

     – Благодарю вас, сэр.

     Я принялся  размышлять о том,  что узнал  от Дживса. Да,  этой ночью  в Глостершире не одно сердце истекает кровью. Меня кольнула жалость. Хоть  я и вляпался в эту абракадабру по вине  Стиффи, я не желал вздорной девице зла и сочувствовал ей в этот горестный час.

     – Итак,  он  разбил  жизнь не только Гасси и Мадлен, но также Стиффи и Пинкеру. Старый хрен уж очень разошелся нынче, вы согласны, Дживс?

     – Как не согласиться, сэр.

     – И, как я понимаю, ничем  беде помочь нельзя. Вы не можете что-нибудь сочинить?

     – Нет, сэр.

     – А  если  вспомнить  о  беде, в которую попал я, вам пока не пришло в голову, как меня вызволить?

     – Пока ясного плана нет, сэр. Но я обдумываю одну идею.

     – Думайте, Дживс, хорошенько думайте. Не жалейте мозгов.

     – Сейчас пока все очень туманно.

     – Наверно, в вашем плане нужна большая тонкость?

     – Именно, сэр.

     Я  покачал  головой. Конечно,  зря  старался, не  видел  он меня  через стенку. Однако ж все равно покачал.