Фамильное серебро

Не логичнее ли предположить и то, что вследствие климатической зональности критическая глубина карбонатообразования была на Урале иной, нежели на Тянь-Шане? При этом, решая задачу «от противного», определяя положение критической глубины для разных районов, мы получаем возможность установить расположение в прошлом климатических поясов, древних экватора и полюсов, то есть подойти к решению узловых вопросов древней географии Земли.

Глубины древних морей запечатлены в составе сформировавшихся там отложений. По одной из существующих методик глубины определяются по соотношению планктонных, то есть свободно плавающих фораминифер, и бентосных, то есть живущих на дне, в мелководье. Но ведь раковинки планктонных фораминифер, отмирая, тоже опускаются на дно, смешиваясь там с бентосными формами. Как отличить их? По массивности раковин? Это не решающий признак. В любом случае суммарный вес протоплазмы и скелета всегда больше веса вытесненной воды. Все дело в пузырьках газа, заключавшихся в протоплазме. Они определяют плавучесть. Вернее, определяли. Прошли десятки, сотни миллионов лет! Там, где расстилался бескрайний девонский океан, выросли громадные горные цепи Памиро-Алая, а вам нужно определить, было ли достаточно пузырьков газа в живой ткани когда-то существовавшего простейшего организма, от которого если что и осталось (преклоните колени, криминалисты), так это известковая скорлупа, которую еще нужно суметь разглядеть в микроскоп. Но он рассчитал целую серию таблиц, составил графики, и когда формула плавучести все же получилась, когда она выдержала испытание на 132 девонских формах, а затем, по предложению академика Меннера, — и на современных, только что вы ловленных в Индийском океане, уселся… писать стихи. О… фораминиферах!

И как те формы возникают,
Периодически живут,
И как этапность порождают,
Давая вспышки там и тут…

Проблемы дальних корреляций

И сверхдетальных местных схем,
Таинственных путей миграций,
Экологических проблем.
Как много их в столь малых зверях!

При желании стихи можно было петь на мотив утесовской «Как много девушек хороших». Но в диссертациях стихи помещать почему-то не принято, и этого было немного жаль. Рецензенты отсутствия стихов не заметили. Академик Меннер лишь подчеркнул исключительный интерес монографии для практики изучения девонских отложений и указал ка необходимость скорейшей публикации работы. А профессор Раузер-Черноусова назвала монографию Пояркова первой в мировой литературе сводкой подобного характера по фораминиферам. Затем Дагмара Максимилиановна зачитала поздравительный адрес. И такие стояли под ним весомые автографы, что, уже ничуть не сомневаясь в своем успехе, который будет подтвержден ВАКом, в худшем случае через несколько месяцев, Будимир поспешил на междугородную, чтобы звонить в Алма-Ату, отцу.

В преддверии Хайдаркана

Отец, Владимир Эрастович Поярков, нередко сокрушался, может, немного даже всерьез, что вот, дескать, сын наступает на пятки. Так было, когда они с разрывом в один год защищали кандидатские диссертации, так было и теперь. Правда, Владимир Эрастович стал доктором наук чуть раньше, весной 1968 года, то есть ни много ни мало, а на шестьдесят втором году жизни. «Явное недоразумение, — сочувственно сердился один из членов Ученого совета, — почему нужно добиваться ученой степени по 15–20 лет? Очевидно, потому, что соискатель и оценители не всегда соответствуют друг другу. Это упрек ВАКу, из-за недостатков работы которого ряд работников науки и практики испытывает затруднения, которых не должно быть…»

Лестный комплимент. Хотя и не совсем точный. Он не добивался степени. Она пришла, как при попутной добыче с главным металлом приходит второстепенный, ради которого, взятого отдельно, едва ли стоило городить огород. Он работал. С той самой осени 1926 года, когда они с Владимиром Поповым, ныне академиком Узбекской Академии наук, открыли Хайдаркан.

Собственно, Хайдаркан открыли не они. Открыл его Дмитрий Иванович Щербаков, сподвижник Ферсмана, научный руководитель Ферганской поисково-разведочной партии. Он открыл месторождение, даже не побывав там, а просто развернув карту и занявшись для первого знакомства местной топонимикой. Сымап? Так ведь это же в переводе означает «ртуть»! Хайдаркан? Не значит ли это «великий рудник»? А затем два студента-практиканта, загрузив выделенного им ишака всем необходимым, отправились в рекогносцировочный маршрут, не предполагая, что этого маршрута хватит на целую жизнь.