Фамильное серебро

В странствиях по горной Бухаре ему на редкость повезло с проводником. Идеальный проводник, о таком только мечтать можно, не зря его посоветовали в исполкоме; сам председатель не сделал бы для отряда больше, нежели этот всезнающий старец, исполненный чувства собственного достоинства, если не сказать — величия. Он знал все тропы, все перевалы, все старые копи и древние рудники, он знал, в каком кишлаке лучше остановиться, где взять лошадей, но самым удивительным было то подобострастие, с которым старца принимали в самых отдаленных кишлаках и которое распространялось на весь отряд. А это означало и церемониальный плов, и пуховую подушку под бок впридачу к целому напластованию одеял, и лишнюю охапку сена для лошадей, словом, было немало причин, вновь оказавшись в горной Бухаре, вспомнить об услугах столь полезного сотрудника и восстановить с ним деловые контакты. Но сотрудничество не состоялось. Незадолго до приезда геологов старец был арестован. Невероятный случай. В исполкоме, конечно, знали, что старик был влиятельной персоной при дворе бухарского эмира, но поскольку он был стар и вреда не приносил, его не трогали. Кто мог предполагать, что на десятом году Советской власти этот верноподданный умудрялся собирать налог в пользу эмира, а затем добросовестно, в глубокой тайне переправлять за границу своим сбежавшим хозяевам?

Подобными комедийными ситуациями приключения тех лет кончались не всегда. Он только что приступил к обязанностям старшего геолога Ферганской разведочной базы, как из Кана Сообщили об исчезновении геолога Морковина, с которым ему предстояло вместе работать. Тотчас выехал в Кан, в партию пришел ночью, наугад через черные предгорья. Встревоженный рабочий из здешних киргизов сбивчиво рассказал о том, что Морковин ушел в маршрут и не вернулся и что вдобавок поблизости появились басмачи. Решил проверить. Пошли с тем же рабочим, прячась в сухих распадках. Совсем недалеко от лагеря, в пяти-шести километрах, увидели зловещее пятно костра, вооруженных людей у огня, стреноженных лошадей. Повернули тотчас назад, в Канибадам, к уполномоченному ОГПУ, сознавая, что, возможно, Морковина уже нет в живых. Так оно и было, банда встретила геолога еще накануне, под перевалом Сары-Камыш. Там с ним и расправились. Но пережили его не намного. Басмачей настигли под Хайдарканом и дальше уходить стало некому.

Дырка от бублика?

Так напомнил о себе Хайдаркан, тот самый, где в августе 1926 года двое ошалевших от счастья студиозов выплясывали победный канкан на рыжих отвалах древних выработок Кара-Арчи. Может, в ту пору они и не заслуживали этой радости — блаженного чувства первооткрывательства, но судьба в лице Дмитрия Ивановича Щербакова щедро выдала им этот аванс, словно испытывая, как они смогут нм распорядиться. И он не позабыл истребовать ответа на этот счет, Дмитрий Иванович, Их новая встреча состоялась весной 1932 года, когда академик Ферсман и его ближайший помощник, научный руководитель Таджикско-Памирской экспедиции Щербаков, вновь оказались в Фергане, выполняя по заданию Госплана разработку вопросов, связанных с развитием горнорудной и химической промышленности Средней Азии. Не миновали они и старшего геолога Ферганской геолого-базы. «Наступило утро, — вспоминал потом Поярков, — и я попал в такой переплет, в каком мне не пришлось бывать ни разу в последующие 30 с лишним лет моей достаточно сложной и не очень легкой работы». Гостей интересовало буквально все: ртуть и уголь, нефть и сера, свинец и мышьяк. Разговор оказался нелегким, далеко не всегда можно было представить добротные и вразумительные карты. А потом, когда деловая часть встречи была все же завершена, Дмитрий Иванович отозвал Пояркова в сторону и очень деликатно, словно опасаясь, что его совет может быть воспринят в связи с только что окончившимся просмотром материалов, спросил, не кажется ли Володе, что для начала следовало бы поработать более сосредоточенно, более целеустремленно, короче говоря, нет ли у него желания вернуться на ртуть, в Хайдаркан, где сейчас как раз освободилась должность технорука?