Фамильные ценности

Дядя Вадя был уникальным мастером своего дела. Скрупулезно и тщательно он изготавливал мельчайшие детали для макетов, воплощал на сцене художественные решения любой сложности. На его рабочем столе всегда стоял великолепный макет последнего акта спектакля “Конек-горбунок” с царскими двухэтажными хоромами и тремя котлами, в которые прыгал Иван. Чтобы не оставлять меня дома одного, мама, убегая в театр на репетицию, по дороге к метро забрасывала меня к Вадиму Борисовичу. Дядя Вадя играл роль няньки, пока я не пошел в первый класс. Когда он вырезал из картона фигурки действующих лиц для макета к очередному спектаклю, я тихо сидел на диванчике у окна и наблюдал за ним. Мы не вели никаких бесед, поскольку я был слишком мал, но методичность его движений, интерес к театру, обстановка квартиры… – все это очень повлияло на меня. Следуя примеру дяди Вади, я тоже начал собирать спичечные коробки: у него была замечательная коллекция, в которой было много дореволюционных экземпляров.

Во дворе своего дома Вадим Борисович разбил чудный маленький садик, в котором посадил редкие для советского времени растения, например голубые ели. В качестве удобрения использовался коровий навоз, за которым дядя Вадя на электричке специально ездил в Подмосковье. Он собирал круглые плоские коровьи лепешки, проеденные червяками, и складывал их стопочкой одну на другую в коробку из-под торта “Наполеон”. Когда коробка наполнялась, он закрывал ее крышкой, красиво перевязывал шелковой ленточкой с бантиком и вез в Москву. Вот что значит настоящий эстет! Дома дядя Вадя размачивал навоз в воде и поливал им растения в своем садике. Может быть, поэтому многие из них до сих пор растут на 2-й Фрунзенской перед окнами его квартиры, в которой теперь расположилась нотариальная контора.

Вадим Борисович дружил с одной переводчицей с итальянского языка. Звали ее Маргарита. Эта самая Маргарита частенько по долгу службы бывала в Риме и однажды привезла мне оттуда в подарок пластилин. А я, надо сказать, в детстве очень любил лепить. Правда, советский пластилин представлял собой удручающее зрелище. В невзрачной коробке лежали твердокаменные брусочки жутких цветов: грязно-серый, грязно-коричневый, грязно-красный… Что бы я с ними ни делал, как бы ни смешивал, в результате все равно получалась бесцветная бурая масса. А пластилин, привезенный Маргаритой из Италии, радовал глаз ярчайшими химическими оттенками. Использовал я его очень экономно, только как вкрапления в поделки из советского пластилина.

Дяди Вади не стало в 1971 году. Его сестра Злата Борисовна, с которой они жили в одной квартире, перед отъездом к дочери, ветеринару Нонне Кейтхудовой в Куйбышев, передала мне его коллекцию спичечных коробков со словами: “Ну куда я их дену?” Перстень с сердоликом Болтунов завещал своему другу юности Георгию Товстоногову. Впоследствии я спрашивал у сестры Георгия Александровича Нателлы, нельзя ли получить перстенек на память о Вадиме Борисовиче. Она ответила:

– Это старинный грузинский перстень, я не могу тебе его отдать.

Среди близких друзей моей мамы была дворянская семья Ржановых. Они жили неподалеку, в доме 52 на Фрунзенской набережной, и были дружны даже с моей бабушкой Марией Григорьевной еще с 1940-х годов. До революции этой сугубо научной семье принадлежало хорошенькое именьице Афанасьево под городом Устюжна в Вологодской губернии. Сохранились даже его интерьерные фотографии. В молодые годы моей мамы один из Ржановых ухаживал за ней. Это была веселая послевоенная компания, куда входил и известный врач Стасик Долецкий, отец Алены Долецкой, будущего первого и легендарного редактора русского журнала Vogue, с которой и я был знаком с детских лет. В доме у Ржановых сохранялось немало антикварной русской мебели, в основном орехового дерева Николаевской эпохи в духе “второго рококо”, старинные русские шитые бисером вещицы, много древнего кружева, были также портреты предков, например помещицы-мотовки Окуневой из рода графов Мусиных-Пушкиных, первой жены Михаила Гавриловича Окунева, которая проиграла в картишки несколько деревень с крепостными. Теперь он находится у меня в коллекции. А моя бабушка, Мария Андреевна Рылова-Гулевич, даже принимала роды у Елены Сергеевны Ржановой; мне это было так приятно узнать много лет спустя. Научная деятельность академика Анатолия Васильевича Ржанова, специалиста в области полупроводниковой микроэлектроники и физики поверхности полупроводников, была оценена страной, и вся семья в 1961 году переехала в Академгородок Новосибирска. Впоследствии уже из Новосибирска ко мне в коллекцию попали платья и шляпы из этой благородной научной семьи.