Фамильные ценности

В доме для строителей Дворца Советов жил другой прекрасный художник, сегодня, к сожалению, почти забытый, – Валентин Андриевич, или дядя Валя Андриевич. Он был блестящим иллюстратором детских книг, создававшим рисунки не только к книгам Чуковского, Маршака, Барто и Заходера, но и к обожаемым советскими детьми журналам “Мурзилка” и “Веселые картинки”. С 1944 года дядя Валя стал художником Театра кукол Сергея Образцова. Он является автором всех кукол для знаменитого спектакля “Необыкновенный концерт”, в том числе “западной певички” по имени Эдна Стерве.

Дядя Валя был небольшого роста, носил огромные очки и всегда ходил с большой папкой, набитой рисунками. Я часто встречал его во дворе. Когда мне исполнилось пять лет, дядя Валя нарисовал для меня картонного ежика, на котором написал “Сане 5 лет”. Этот ежик долго украшал мой письменный стол и дожил до наших дней!

В том же подъезде, что и дядя Валя, обитала семья Велиховых-Тарховских, происходившая из известного дворянского рода Кисель-Загорянских. Папа был знаком с ними еще по Чите. Они жили в коммунальной квартире, из пяти комнат которой им принадлежали три, что по тем временам считалось неплохими жилищными условиями. Обстановка в этом доме восхищала мое юношеское воображение: красное дерево, орех, палисандр, старинный рояль, на стенах – потрясающие портреты и акварели и даже бюро-кабинет итальянской работы XVI века эпохи ренессанс.

К Велиховым мы с их сыном Мишей, ставшим затем священником в США, каждый год приходили на Пасху разговляться после крестного хода. Ах, какие пироги были на этом столе – с вязигой, с зеленым луком и яйцом, кулебяки, расстегаи! Разумеется, при таком рационе никто не мог похвастаться тонкой талией. В те времена вообще проблема диетического питания не стояла. Из-за того, что практически все продукты были в страшном дефиците, ели то, что есть.

Щедрые Велиховы всегда что-то находили для моей коллекции. Дарили то старинные пуговицы, то туфли, то гребешок, то кружево, то платье…

Благодаря связям с Шереметевыми, Глебовыми, происходившими из рода князей Оболенских-Трубецких, Велиховыми, Ржановыми, Юровыми я еще успел застать эпоху исчезающей дворянской Москвы… Проведя все детство и юность на Фрунзенской набережной, я застал этих людей, побывал в их хлебосольных домах, приобщился к их вековым русским традициям. Как это важно, когда нация помнит и чтит свои традиции, и как грустно, когда глобализация стирает все различия. Каждое новое знакомство с членами этих семей стало поворотным и судьбоносным событием в моей молодой жизни.

Центральный детский театр

Дорогой моему сердцу по детским воспоминаниям Центральный детский театр, если смотреть с Театральной площади, был расположен слева от Большого театра. С 1909 года это старинное здание снимал театр Незлобина, в репертуаре которого одним из самых популярных спектаклей считался “Орленок” по пьесе Ростана. В главной роли блистал артист Василий Ильич Лихачев. Рассказывали, что в советское время он подвергся репрессиям и был выслан на Соловки. Там же, в незлобинском театре, играла актриса Лидия Рындина – муза Игоря Северянина, одна из самых красивых русских актрис Серебряного века, позднее эмигрировавшая. После революции здание получил в свое распоряжение МХАТ 2-й. На его подмостках выступали Софья Гиацинтова, Серафима Бирман, Михаил Чехов и Екатерина Корнакова. А в 1936 году по адресу Театральная площадь, 2 обосновался Центральный детский театр.

Моя мама, поступившая в труппу в 1947 году после окончания Школы-студии МХАТ, попала в замечательную компанию писаных красавиц послевоенной Москвы. Она делила гримерную с четырьмя другими актрисами: Наташей Сальниковой, Магдой Лукашевич, Нинель Шефер и позднее с Татьяной Надеждиной. Все они дружили. Я слышал много театральных историй о толченом стекле в пуантах балерин, о подрезанных резинках на пачках, о споротых крючках на костюмах и прочих пакостях, которые подстраивали актрисы своим коллегам. Но в этой гримерке не было места зависти и злости даже по отношению к молоденькой и рано начавшей сниматься в кино Татьяне Надеждиной, ставшей позднее народной артисткой России. Когда в 1954 году она попала в театр, ее столик поставили в другую гримерную. Но остальные артистки, которые так хотели, чтобы она была вместе с ними, переставили ее столик к себе и пообещали, что научат вчерашнюю выпускницу училища имени Щукина готовить, вязать и вышивать. Последним аргументом для Надеждиной стало то, что именно в этой гримерке отмечаются все дни рождения.

Я бывал в этой гримерке почти ежедневно и помню в ней все: трюмо и лампочки, мамин грим, накладные ресницы, парики, “драгоценности” и костюмы… И массивное театральное зеркало в золоченой раме, в которое, наверное, смотрелась сама Жихарева, прима театра Незлобина в 1900-е годы. Окна гримерки выходили во внутренний дворик с железными крышами, поэтому всегда было очень тихо. У каждой актрисы был свой столик с зеркалом, обрамленным лампочками, как в начале XX века.