Фамильные ценности, или Возврату не подлежит

В одной из очередей мелькнуло знакомое лицо. Привалов приостановился, перебирая воспоминания. Откуда он этого парня знает? Черт, даже имени не припомнить. Гриня вроде бы? Нет, про Гриню Никодим Спиридонович рассказывал, тот в Питере, молодой подмастерье, которому плечо погромщики повредили. А этот здешний. Точно! При московской мастерской всякую подсобную работу делал – плотник он, точно, плотник. Верстак соорудить, рамы починить, лестницу скрипучую укрепить. Ваня? Федор? Может, вовсе Евстигней? Не вспомнить.

Парень мазнул взглядом по лицу бывшего хозяина. На мгновение взгляд остановился, стал каким-то бессмысленным, как бывает, когда человек пытается поймать ускользающую мысль, Аркадий Владимирович почувствовал, как сердце ухнуло куда-то в сапоги – сейчас узнает! И отворачиваться поздно уже, подозрительно выйдет, – но взгляд уже скользнул дальше. Не узнал.

Не узнал!

«Голое», без привычной бороды и усов, лицо действительно изменило внешность совершенно. Уф-ф. А то мало ли что Зина его тогда не признала – в полутемной-то комнате! Зато теперь ясно: «новое» лицо скрывает его надежно. Даже если кто и заподозрит – так звиняйте, обознались, господин хороший, мало ли похожих людей!

Успокаивая бешено скачущее сердце и сбившееся дыхание, Привалов торопливо зашагал прочь.

В тупиковом ответвлении одного из коридоров обнаружился кабинет, обитатель которого выглядел чужеродным и одновременно несчастным – примерно как медведь на зеркальном паркете бального зала. Обтянутые черной кожаной тужуркой плечи горбились над заваленной бумагами столешницей, коротко стриженные волосы топорщились между обхвативших круглую голову пальцев – как шерсть на загривке насторожившегося зверя. Он глухо мычал и слегка раскачивался, словно от нестерпимой головной боли.

С похмелья, что ли, мается, опасливо подумал Привалов. Но отшагнуть от двери не успел.

– Вы к кому, товарищ? – «Медведь» поднял голову и взглянул на посетителя неожиданно ясными, но совершенно измученными, покрасневшими, в темных кругах глазами. – Если к Терентьеву, – он мотнул головой в сторону стола напротив, – через час будет. Можете тут подождать.

Уйти теперь было бы неловко. Аркадий Владимирович скромно присел на стул, искоса присматриваясь к хозяину кабинета, который вытаскивал из кучи то одну, то другую бумагу, сведя брови, шевелил губами, точно читал по слогам, и бормотал под нос: