Он рассмотрел фото, вгляделся в лицо Джулианны. Как она смотрит на него — с такой гордостью, с таким чувством… Любой бы желал, чтобы на него всегда так смотрела любимая женщина. В тот вечер на ней было черное вечернее платье, ее роскошные волосы распущены, и Джулианна была умопомрачительно красива. На запястье блестел ее любимый браслет — единственное украшение, которое она тогда надела. Никакие украшения не сделали бы ее еще краше.
Майк стоял сбоку, улыбаясь в объектив. Его помощница Сандра поместилась между редактором книги и владельцем издательства. Казалось, что в зале полно народу — лица, лица…
И тут Питер заметил ее.
Позади всех. Ее глаза, ее черные волосы…
Питер снял фотографию со стены, чтобы лучше рассмотреть. Наклонил, чтобы не бликовала под лампой, прищурился, удивляясь, как же он не обратил на Дину внимания тогда, на вечеринке. И засмеялся над собственной взвинченностью. Померещится же!
Никакая это не Дина.
Всего лишь увеличенная картинка с обложки, которую повесили на стену. Просто глаза такие живые, что на миг показалось: это именно Дина среди приглашенных.
Как будто она уже и тогда была настоящей.
Все еще посмеиваясь, Питер открыл дверь в кабинет — и мгновенно заметил то, что лежало у него на столе.
Он буквально почувствовал, как кровь отливает от лица. Голова поплыла — от волнения и от крепкого кофе. Поставив чашку на стол, Питер взял в руки свою старую записную книжку, прочел записочку Дины. Перечитал раз, второй — и в конце концов смял ее, швырнул в сердцах на пол.
Принялся расхаживать по комнате, сжимая в руке записную книжку. Краска снова густо залила лицо. Питер пролистал книжку, бросая краткий взгляд на одну, другую, третью записанную мысль. Казалось, все это было так давно — целую жизнь назад. Из книжки вдруг выпал вложенный между страниц листок бумаги — кружась, как мотылек, он опустился на пол.
Питер вспомнил, что это: Холливелл написал телефонный номер и вручил ему, полагая, что именно это и нужно будущему романисту. Все во имя «исследования».
Телефонный номер Рауля, с которого все и началось.
Достав мобильник, Питер набрал цифры.
— Говорите, — раздался в трубке раздраженный голос.
— Это Питер Робертсон.
Миг тишины. Затем:
— Привет, парень. Как делишки? Снова ведешь этот свой «исследований»?
— Что-то вроде того. У вас найдется минута?
— Ага, — согласился Рауль. — Уж сумею тебя куда-нибудь втиснуть.
Вечные состояния
Дверь открыл один из семи смертных грехов.
Похоть, воплощенная в сногсшибательную босую девушку, чьи предки несомненно были испанцами. На красотке был только скуднейший из лифчиков и велюровые шорты в облип. На лице застыло выражение оскорбленной невинности, щеки по-детски обсыпаны веснушками. Тело ее было смуглым, поджарым, но со всеми необходимыми выпуклостями в нужных местах.
— Я пришел к Раулю, — сказал Питер.
Он понимал, что неправ, — и все равно ненавидел эту девушку, возлагая на нее вину за всех Холливеллов на свете, за всех вожделеющих мужчин, что не могут с собой совладать. Считая ее виноватой в тех желаниях, над которыми она совершенно не властна.
Дверь отворилась шире, и Питер увидел Рауля, который возвышался за спиной у красотки. Ее владелец, ее господин. Он широко, но явно принужденно улыбнулся, протянув Питеру огромную лапищу.
Пожимая ее, глядя в глаза Рауля, которые в прошлом казались такими свирепыми, Питер сейчас подумал лишь одно: «Что-то ты неважно выглядишь».
Видимо, люди, создающие игрушки для взрослых, поумнели. Чудеса техники в доме Рауля были значительно усовершенствованы: стали меньше размером, элегантней, компактней.
И девушка — тоже.
— Сочок, подай пиво, — велел ей Рауль.
Он увесисто шлепнул ее по заднице, где на шортах крупными белыми буквами было написано: «СОЧОК». Она состроила недовольную гримасу, однако повиновалась.
— Ее в самом деле зовут Сочок? — полюбопытствовал Питер, когда девушка вышла за дверь.
— Нет, — со смехом ответил Рауль, — это просто вечное состояние ее дырки. Хочешь взглянуть, что я имею в виду?
— Нет, — отказался Питер. — Но спасибо за предложение.
— Все тот же старый добрый Питер: глядеть глядит, а трогать — ни-ни.
— Кое-что никогда не меняется.
— Многое изменилось для нашего друга Холливелла, — сказал Рауль. — Экая жалость.
— Наверное, ваша прибыль упала?
— У меня и у Сочка. Джеффри был ее постоянным клиентом.
Питер не удивился.
— Люсинда его тоже обслуживала? — спросил он.
Услышав имя, Рауль рассердился:
— Ты хотел сказать «Анжела»?
— Нет, — стоял на своем Питер, уже не боясь громилы-сводника так сильно, как когда-то. Время меняет восприятие. Ослабляет силу. Разрушает душу. Делает людей беспечными. — Я говорил о Люсинде.
— Люсинда уже в прошлом, — сказал Рауль. — Я в прошлое не верю.
«А как насчет будущего?» — подумал Питер и спросил:
— Из полиции приходили?
— Нет. — У Рауля чуть приметно дернулась шея, отчего голова слегка склонилась вправо. — А что?
— Мое имя значилось в записной книжке Холливелла, — объяснил Питер. — Я и подумал: может, ваше там тоже было.