Фанфарон и Ада (сборник)

А от того, что все эти три года верный своему природному долгу Алиар-Хан Муртаев продолжал жить с сыном, кормил его как мог, а главное – учил Павлушу просветлению и азам дзен-буддизма. Как учил-то? Просто повторял и повторял каноны, не заставляя учить их или запоминать (мальчик еще был слишком мал), просто бубнил их, сидя рядом с большим мешком семечек, около которых всегда вертелся маленький Павлуша. Что-то в повадках Павлуши было восточное, он мог долго не отвечать на вопросы, которые задавали ему приходящие к Алиар-Хану паломники, а задавали они самые незатейливые, самые неглубинные вопросы, и Павлуша смотрел на прихожан так, будто они малые глупые дети, недостойные ответа, но уж когда наконец отвечал, то звучало это примерно так: «Сам, сам загляни в глубину заданного вопроса!» – или: «Никогда, никогда не вопрошай попусту, о невинный и почтенный дервиш!» – или: «Устанешь идти – становись быстрокрылой птицей!». Мало кто понимал, о чем говорил Павлуша, но слова его воспринимались как откровение, как примерно то, о чем часто взрослые говорят: «Устами младенца глаголет истина».

Марьяна узнавала и не узнавала своего сына (да и как было узнать, когда ему исполнился всего год, когда они расстались), но истинно благодарила своего верного мужа Алиар-Хана Муртаева за то чудо, которое он сотворил с маленьким Павлушей. С тех пор, как она крепко, даже крепко-жадно обняла сына после столь долгой разлуки, она больше, казалось, не отходила от него ни на шаг, он постоянно теперь был рядом с ней и не просто рядом – она всегда цепко держала его ладонь в своей руке, не отпускала ни на минуту. Куда она – туда и он, куда он – туда и она, словно боялась, что в любую секунду, в любое мгновение ее ждет новое расставание. А это просто немыслимо, невозможно представить…

Эта чудная картинка изумляла всех, кто сталкивался с их семьей: сидящий около мешка семечек Алиар-Хан Муртаев и Марьяна с сыном за руку (всегда, всегда за руку его держала) – даже когда в ванную уходила, тоже держала за руку; и даже когда спать ложилась, то ложилась не рядом с Алиар-Ханом (ну пусть и он иногда будет рядом, только с другого боку), а именно вплотную к Павлуше, судорожно держа его за руку. Причем это продолжалось и в четыре года, и в пять лет, и в шесть, и в семь, и даже в десять, и даже в одиннадцать. И куда бы она ни шла, где бы ни была, Павлуша должен быть ее частью, ее продолжением, и он так привык к этому, что, несколько повзрослев, называл ее не «мама», а – «матрица».

Когда она стала главным бухгалтером, то в знак благодарности взяла в помощники, т. е. своим заместителем, никого иного, как Муртаева Алиар-Хана, он ничего не понимал в бухгалтерии, но это не имело значения, он просто числился работником и регулярно получал деньги в кассе в день зарплаты; в знак благоговения перед восточным происхождением мужа Марьяна охотно брала на работу дворниками именно киргизов (со временем они появились даже в нашем поселке, как и по всей шири родного отечества), причем именно киргизов выделяла, платила сполна и исправно, а вот других, включая и русских, могла легко обвести вокруг пальца.

В конце концов Муртаеву Алиар-Хану все надоело, а может, просто-напросто засиделся он на одном месте, а может, показалось ему, что не он теперь центр земли, а Павлуша, а может, иссякли в своем потоке его прихожане, – к тому же надоело быть одиноким в постели при живой жене (Марьяна отвыкла от него), – много всяких причин или предлогов найти можно – но главное было: исчез Муртаев из нашего поселка. Как появился внезапно, так и исчез, подарив Марьяне вундеркинда Павлушу.

Павлуша озадачивал многих; даже друзья Марьяны, которые, казалось бы, всегда были рядом, и те изумлялись красноречию и необычным афоризмам Павлуши. Его логике. Его тягучим медленным заунылым речам.

– Ну чего ты мать зовешь «матрицей»? – не раз в удивлении спрашивала Павлушу самая близкая подруга Марьяны – Ада Иванова.

– Вы понимаете, тетя Адель, чтобы ответить на этот сложный вопрос, надо многое в жизни узнать и понять.

– Например?

– Ну, например, вы должны задуматься: а что такое «матрица» вообще. Вы представляете значение этого многогранного слова?

– Ну, как тебе сказать. Матрица – это… это…

– Вот именно, дорогая тетя Адель: «Матрица – это…». Тут многие запинаются. А матрица – это нечто такое, что является формой, даже сутью продолжения рода. Матрица как бы отливает через себя себе же подобных, клонирует свое природное предназначение. И таким образом я напрямую являюсь клоном своей матери, и потому в знак глубочайшего уважения к ней и в знак понимания сути вопроса я никак не могу называть ее «мама», – она высшее, сложное, многогранное для меня существо, она – «Матрица». Понимаете теперь?

Ада Иванова только недоуменно пожимала плечами, ну а потом, в силу своего веселого характера, начинала хохотать, повторяя: «Нет, я дура, наверное, дура полная, ничего не понимаю в жизни…»