Фантасмагория душ. Рассказы и стихи

Только внутри Разума могут жить истинные эмоции,

Делающие человека человеком.
Эмоции без Разума превращаются в инстинкты,
Методично расчеловечивая людей.

– Не ждали? – с хозяйскими нотками спросил Разум у столпившихся возле карты Мира переминающихся с ноги на ногу озабоченных эмоций. Не дожидаясь ответа, убеждённый фанат Логики сощурил глаза в тонкие щёлочки. Цель была одна: отсеивать всю ненужную информацию, превращая поступающие данные исключительно в нули и единицы. При этом Логика, как в доску преданная мадам, стояла за широкой спиной своего почитателя. Только по одному её виду было понятно, что она, не размусоливая, уже начала плетение сети, создавая узелки связей и примеряя шаблонные ромбики для опутывания постояльцев бункера.

– Ну что, приступим? – переходя на деловой тон, произнёс Разум, сделав несколько шагов вперёд. Отчётливо цокая по каменному полу начищенными до блеска кирзовыми сапогами с металлическими набойками, он приблизился к развёрнутой карте.

– Цок-цок-цок! – набежавшая волна уверенности заставила звонкое Эхо, несколько раз стукнувшись о кирпичные стены, покорно сесть на приставной стульчик и, выражая безропотное послушание, опустить руки на коленки ладонями вниз.

Твёрдым жестом патрон отодвинул Гнев в сторону и занял почётное место во главе стола. За Разумом, засеменив, нашла тёплое местечко и неразлучная с ним Логика. Она достала из бокового кармашка кофты коричневый блокнот с ручкой и начала что-то усердно записывать в него неразборчивым мелким почерком.

Тем временем Свет, до этого дозирующий своё проникновение в узкое окно, приободрился. Расправив плечи, пыжась от любопытства, он практически всем телом умудрился влезть внутрь помещения, осветив самые укромные уголки карты.

Ниспосланное свыше прозрение по-разному повлияло на поведение эмоций. Страх захлопал в ладоши от радости. Видимо, понял, что напрасно он боялся тёмных участков листа. В них вовсе не обитали мохнатые монстры и кровожадные вурдалаки, а обильно цвели ромашки и весело щебетали воробушки. Зависть тоже сообразила – то, чему она раньше завидовала, не стоило и ломаного гроша. Потому что в недалёком будущем весь мир будет у её ног – весь без остатка. А границы безжалостно сотрутся, будто их раньше и не существовало. Любовь и Радость, которые до перемен вели себя несколько отстранённо, заинтересовались происходящим, пытаясь вписаться в общую картину метаморфозы.

Даже пузатые фишки-ценности после появления Разума стали не такими уж упитанными и неповоротливыми. Они, в такт нежданно-негаданно зазвучавшей сюите номер семь Шостаковича, запрыгали на месте в надежде, что их пластмассовые тела через ход-другой обязательно окажутся в дамках.

Стены бункера крякнули, заскрипели и незаметно для глаза, медленно, пришли в движение. Кирпичные надзиратели принялись пятиться назад, разъезжаясь в разные стороны, тем самым расширяя пространство помещения. Затхлый воздух, потеряв безраздельную власть, постепенно освобождал место свежему дуновению свободы. Оковы, которые до этого были надеты на мысли, стали терять былую прочность, превращаясь в хлебный мякиш.

– Будем действовать так! – твёрдо произнёс новый главнокомандующий, высыпав спички из коробка в центр листа – туда, где находились самые высокие горы на планете – Гималаи. Показалось, что сакральный Тибет даже немного уменьшился в росте под напором новоявленного Штирлица.

Тонюсенькая и вытянутая продукция «Плитспичпрома» начала сама собой выстраиваться в забавного ёжика, бегущего по зелёной травке. Спичечный ребус, пробиваясь сквозь туман неопределённости, одновременно вонзал свои иголки в точки, отвечающие за стрессоустойчивость. Непреодолимые обстоятельства в виде коричневых кучек, бомбочками лежащих на карте, захохотав при виде смешного зверька, перестали быть непреодолимыми. Они превратились в обычный и очень даже полезный навоз.

Перемены начались! Перемены не могли не начаться! Эмоции, впитывая бешеную энергетику Разума, слились с ним в единое целое. Янтарный многогранник прекратил так бесшабашно искажать реальность, увеличив по максимуму свою желтоватую прозрачность.

Календарь жизни, искоса поглядывающий на Время и не смеющий сказать даже слово поперёк всеми признанному авторитету, перестал обращать на него внимание. Висевший где-то в углу на стене, между иконой Божьей Матери и советским плакатом из тридцатых годов «Ты записался ли в Осоавиахим?», календарь каким-то странным образом начал пухнуть на глазах. В нём возникали дополнительные листы с месяцами и годами, а циферки в квадратиках жирнели и наливались сочными, яркими красками.

В воздухе явно запахло субъективностью. Тем ароматом, который невозможно было сравнить ни с каким другим запахом подлинного разумного Я.

– Мы должны вновь стать теми, кем никогда не были! – с философским подтекстом произнёс «Штирлиц», поправляя последнюю спичку в изображении ёжика.