Фантасмагория душ. Рассказы и стихи

– Мяу, – раздалось снизу. Кот, видимо, согласился с таким взглядом на затронутую проблему.

Выбранный когда-то из нескольких сотен миллионов сперматозоидов, я очутился в этом месте земного шара. Все мои остальные братья во время исхода погибли, чтобы приз достался одному. Неужели всё это ради того, чтобы поесть, сходить в туалет, поспать, размножиться и дальше быть в конце концов съеденным микроскопическими земляными чудовищами?

– Мяу, – Мыслемокот несколько раз мотнул головой из стороны в сторону, то ли по ходу движения делая, как я, зарядку от шейного остеохондроза, то ли показывая, что он тоже отрицает слишком очевидный низменный смысл человеческой жизни.

Если было бы всё так плоско и без выкрутасов серого вещества, циркулирующего у нас в мозгу, то Бог или природа не наделили бы нас сознанием. Сознанием, которым мы периодически препарируем сами себя, словно хирургическим скальпелем.

– Мяу, – животное уверенно, вытянув шею как можно выше, утвердительно мотнуло головой.

Сущим удовольствием было обращаться в своих умозаключениях к коту, как к единственному всецело понимающему меня живому существу.

«Щёлк», – раздался звук из-под моей подошвы, будто кто-то передёрнул затвор автомата. Сопровождающий меня мохнатый друг от неожиданности подпрыгнул, мягко оттолкнувшись подушечками лап от мостовой. Очевидно, сейчас мы проходили под ореховым деревом, и я случайно раздавил упавший грецкий орех. Скорлупа треснула на две половинки, обнажив мясистую сердцевину, точь-в-точь напоминающую по виду человеческий мозг. Но, вместо глубоких размышлений, от увиденного стало прозаично сосать под ложечкой.

– Мяу, – кот, облизнувшись, решил не отставать от меня и попросил молока.

– Ну, где же я тебе здесь его достану? – глядя на пушистый комок шерсти, я начал искать ближайший магазин. Но вместо этого у меня внезапно появилась идея накормить его растаявшим мороженым.

– Вам какие шарики? – на меня смотрела розовощёкая, круглолицая продавщица холодной сладкой разноцветной массы.

– А сколько они стоят? – я совершенно не хотел переплачивать и покупать дорогое яство.

– Три шарика по сто, – обрадовала меня женщина в белом фартуке.

– Давайте, – согласился я, доставая из кармана помятую сотню.

«Два шарика скушаю сам, а третий дам коту», – решил я. Произведя, по моему мнению, честное разделение лакомства, я взглянул на кота.

– Несправедливо, – промяукал хвостатый. От обиды его усы из толстых пик, разлетающихся в разные стороны, превратились в жалко свисающие ниточки.

– Всё по-честному, тело надо кормить, оно нуждается в беках и углеводах, а мысль сыта бывает лишь воображением. Скажи спасибо, что я тебе хоть один шарик даю.

– Как можно, хозяин? Вот вселишься в меня после смерти, все обиды тебе боком выйдут.

Я посмотрел на кота. Он не шутил. Мурлыка глядел на меня с такой искренностью и умилением, что у меня возникла жалость к нему. Жалость, как к самому себе.

А может, действительно, кот не врёт, и после смерти мы все превращаемся в Мыслемокотов, гуляющих сами по себе? И я решил отдать ему все три шарика. Пусть порадуется зверь.

– Мяяяу, – кот с благодарностью облизнулся и начал с жадностью заглатывать мороженое. Продавщица посмотрела на меня с удивлением, не понимая, кому я скармливаю её шарики. Ведь кот был невидим для окружающих, и только я и хвостатый знали секрет нашей прогулки. Непонятно было одно: кто с кем гуляет – я с котом или он со мной?

Дольмены

Из камня плиты, как вопросы,
Давя всей тяжестью на грунт,
Ведут уж сотни лет допросы –
Кто знает к душам их маршрут?

Кто наконец раскроет тайну,

Поняв их истинную цель,
В хитросплетениях бескрайних
Пророет к Логосу туннель?

И там, во чреве матерь-камня,

Прольётся серебристый свет.
А луч, немного хулиганя,
Покажет чёткий Божий след.

И тот поймёт, что эти камни –

Древнейший созданный портал,
Прямые связи с Небесами,
Переходящие в астрал.

Дольменов путь совсем неблизкий,

Они как тайный камертон,
Перед историей расписка
И скрытый смысл пред вечным сном.

Тётя Лиля

Никто не может жить вечно.

Но Вечность – это печать, которую Бог
дозволил Смерти ставить на скрижалях памяти,
передающихся Человеку на вечное хранение.
И Смерть не вправе отбирать
сокровенное даже после его смерти.