Фантастес. Волшебная повесть для мужчин и женщин.

— Какой же ты ещё малыш! — засмеялась она и поцеловала меня душистым, медвяным поцелуем, в котором чувствовались все ветры и благоухания на свете. В её поцелуе была прохлада и верность, которые вмиг освежили и развеселили мне сердце. Я почувствовал, что уже не боюсь жуткого Ясеня.

— Чего хотел от меня этот противный Ясень? — спросил я.

— Не знаю. Должно быть, собирался закопать тебя под своими корнями. Но теперь, мальчик мой, он не посмеет тебя тронуть.

— Неужели все ясени такие злые?

— Ну, нет! Но почти все они страшно вредные и самолюбивые. Если пророчество и правда сбудется, людишки из них получатся довольно гадкие! А у здешнего Ясеня — хотя об этом почти никто не знает — всё нутро сгнило подчистую. В сердце его зияет пустота, которую он всё время старается чем–нибудь заполнить, да только не может. Вот, должно быть, зачем ты ему понадобился. Интересно, станет он когда–нибудь человеком или нет? Если да, то его, наверное, лучше сразу убить.

— Если бы вы знали, как я вам благодарен! Ведь это вы спасли меня от него.

— Больше я не подпущу его к тебе. Но в лесу есть и другие существа вроде меня, от которых я, увы, не в силах тебя спасти. Если кто–то из них покажется тебе особенно прекрасным, держись от него подальше.

— Почему?

— Больше я ничего не могу тебе рассказать. Теперь главное — обвязать тебя моими волосами, и тогда Ясень не осмелится к тебе прикоснуться. Вот, отрежь себе одну из моих прядей. У вас, людей, всегда есть при себе что–нибудь острое.

Не размыкая рук, она встряхнула головой, и её длинные волосы заструились над моим лицом.

— Но я не могу остричь ваши чудные волосы! Жалко портить такую красоту!

— Жалко? — изумилась она. — Да они тут же вырастут снова! И потом, когда они ещё понадобятся? Может быть, уже никогда… По крайней мере, до тех пор, пока я не стану женщиной, — добавила она и вздохнула.

Она склонила надо мной прекрасную голову, и я, стараясь действовать как можно бережнее, отрезал ножом длинную прядь гладких тёмных волос. Когда я закончил, она содрогнулась и с облегчением вздохнула, как вздыхает человек после того, как его наконец отпускает острая боль, которую он мужественно терпел, ничем не выдавая своего страдания. Она взяла отрезанную прядь и обвязала её вокруг меня, напевая странную, причудливую песню. Разобрать её я не смог, но вот какими словами отразилась она в моей душе:

Друг мой милый, досель я не знала тебя,
Но от горя укрыла, любя и скорбя.
Пусть не встретиться более нам никогда,
Но покуда живу я, ты — мой навсегда.

Женщина всё пела и пела, не выпуская меня из своих объятий, и песня её переплеталась с шумом дождя, шуршащего в листве, и шорохом лёгкого ветерка, поднявшегося в траве. Безмолвный, блаженный восторг наводнил мне душу, нашёптывая мне тайны деревьев, птиц и цветов. Сначала мне вдруг показалось, что я снова, как в детстве, иду по залитому солнцем весеннему лесу, под ногами у меня расстилается целый ковёр из ветрениц, подснежников и крохотных беленьких соцветий — я чуть было не сказал созданий! — похожих на звёздочки, и на каждому шагу мне встречаются новые, необыкновенные цветы. Затем мне привиделось, что надо мной сияет полуденное июльское солнце, а сам я лежу в полудрёме у подножия большого бука с книгой древних баллад и сказок. Потом настала осень; сердце моё опечалилось из–за того, что листья, когда–то укрывавшие меня от жары, теперь шуршали у меня под ногами, и сладкий запах тления стал для меня их прощальным благословением.

Но вот опустилась стылая зимняя ночь; я шагал домой, чтобы поскорее очутиться в домашнем тепле, и на ходу сквозь путаницу ветвей поглядывал на холодную, снежную луну в опаловом ореоле. Наконец я заснул — а очнувшись, увидел, что лежу под раскидистым деревом в ясном утреннем свете, какой бывает перед самым восходом солнца, и меня опоясывает целая гирлянда свежих буковых листьев.

Увы! От Волшебной страны фей у меня не осталось ничего, кроме воспоминаний — да, воспоминаний. Прямо надо мной нависла огромная ветка, а от изголовья поднимался мощный, гладкий ствол с причудливыми изгибами и выпуклостями, напоминающими прижатые к телу руки. Листья и ветви тихонько напевали ту же песню, которая убаюкала меня, только теперь я услышал в ней прощальные нотки и пожелания доброго пути. Уходить мне не хотелось, и я ещё долго сидел возле бука, не трогаясь с места. Однако моя собственная история ещё не закончилась, и я знал, что меня ждут новые дороги и новые дела. Когда солнце взошло, я поднялся, обхватил буковый ствол насколько хватило рук, поцеловал его и попрощался. По листьям пробежала дрожь, на меня упало несколько капель вчерашнего дождя, а когда я повернулся, чтобы идти, мне снова почудился знакомый шёпот: «Мне можно любить его, можно любить его, ибо он человек, а я всего лишь буковое дерево».

Глава 5