Фантастес. Волшебная повесть для мужчин и женщин.

Ехал сэр Агловаль как–то ночью домой
Средь могил по погосту, дорогой прямой.
Вдруг от страха скакун его дико заржал,
Так что мёртвый и тот бы из гроба восстал,
Что под камнем тяжёлым, в земной глубине
Опочил в погребальной своей пелене.
Но наездник сердито пришпорил коня.
Тот волчком закрутился, уздою звеня,
И глазами сверкая, как вкопанный встал —
Только пот по бокам в три ручья побежал.
Смотрит рыцарь: на камне, в ночной тишине
Призрак девы несчастной рыдает во тьме.
Пряди длинных волос на поникших плечах
Тусклым золотом в лунных мерцали лучах,
А кресты наверху и тела под землёй
Неподвижно дремали под бледной луной.
Вдруг запела она с безысходной тоской,
Словно ветер осенний над нивой пустой:
Ах, как сбиться с пути легко всегда!
Лишний вздох, лишний взгляд — и пришла беда.
А потом лишь дожди да седой рассвет.
Прежней жизни не жди, её уж нет.
Ах, как трудно не сбиться порой с пути!
Летней ночью как трудно себя блюсти!
Страстный вздох, страстный взгляд, устоять невмочь —
И в студёный день обратится ночь.
«Не прогневайся, дева, мне дерзость прости,
Но рыданья твои я не в силах снести.
Светлый призрак, скажи, в чём обида твоя?
Может, рыцарский меч отомстит за тебя?
Иль молитва простая монашки святой,
Словно чаша холодной воды ключевой,
Успокоит несчастную душу твою,
Сотворив ей обитель в небесном краю?
Только взор твой так странно волнует меня,
Будто страстью знакомой мне сердце дразня.
Я оставлю и землю, и солнечный день,
Чтоб с тобою сойти в полуночную тень,
Коль согласна со мной ты судьбу разделить
И на грудь мне головку свою приклонить».
Дева, с возгласом горьким с надгробья вскочив
И в отчаяньи руки свои заломив,
Рассмеялась с такой неизбывной тоской,
Что тотчас мертвецы глубоко под землёй,
Застонав, шевельнулись в дубовых гробах,
И листва задрожала на тёмных ветвях.
«Неужели он снова, с любовью шутя,
Ради страсти тщеславной погубит меня?
Я однажды поверила слову его,
Но из пламенных клятв не сбылось ничего.
Он жениться на мне обещал по весне,
Только это, должно быть, привиделось мне.
А когда моя дочка весной умерла,
Я за ней, обезумев, в могилу сошла».
«Неужель ты Адела моя? Но постой!
Я знавал тебя бедной крестьянкой простой,
А теперь ты, как ангел небесный, светла,
Словно выпавший снег, твоя кожа бела!»
«Но сословий людских между мёртвыми нет, —
Дева с кроткой улыбкой сказала в ответ. —
Это Смерть нас встречает за кругом земным
И величье дарует крестьянкам простым».
«Но поведай мне, где наша бедная дочь?
Где блуждает она в эту лунную ночь?»
«Не тревожься — в соборе Святого Петра
Беспечально резвится она до утра.
Там во мраке, где дремлет старинный орган,
С нею в прятки играет святой Иоанн.
Витражи под луной величаво блестят,
Все апостолы чинно на месте стоят,
Только он потихоньку спускается к ней
И подолгу играет с дочуркой моей.
И тогда я по свету печально брожу
На родные места со слезами гляжу.
Но о дочке любимой душа не болит —
Знаю, добрый апостол за ней приглядит».
«Ты светлее луны и прекраснее дня,
Нету девы на свете прелестней тебя!»
«Что ж, коль ты не боишься, спускайся сюда,
Но не трогай меня, или будет беда.
Я слаба, хоть и знаю — да мне ли не знать? —
В нашей радости горе таится опять!
Всё снесу. Будь что будет. Сядь рядом со мной.
Ты ведь любишь меня, хоть любовью земной».
Мигом спешился рыцарь, и робок, и смел;
Бедный конь его молнией прочь полетел,
Но у самых ворот бездыханный упал.
А хозяин его на коленях стоял
Возле девы прекрасной в восторге немом,
В поцелуе извечном забыв о былом,
Хоть устами к устам прикоснуться не смел,
До рассвета на бледную деву глядел,
Неотрывно речам её тихим внимал,
Нежным взглядом ей руки и плечи ласкал.
Ну а что было сказано тёмной порой,
Пусть навеки останется тайной святой.
И была эта встреча средь старых крестов
Слаще прежней любви, слаще девичьих снов.
Как она подарила блаженство тому,
Кто когда–то поверг её в смертную тьму,
Пусть навеки останется тайной; но тот,
Кто воистину любит, блаженство найдёт,
Даже взора любимой довольно тому,
Не нужны поцелуи для счастья ему.
«Приходи ко мне, милая, завтра опять.
Каждый вечер я буду тебя поджидать.
Мёртвой деве война и нужда не страшны,
В целом свете не сыщешь прекрасней жены.
Ей забота одна в суматохе людской —
Ждать, пока муженёк возвратится домой».
И заметили слуги, что их господин
Стал частенько бродить в полнолунье один,
А в безлунные ночи, кругла и полна,
В одинокую спальню входила луна.
Из–под кованой двери косые лучи
Жутким призрачным светом сияли в ночи,
И служанки, привычно на зов торопясь,
Пробегали скорее, от страха крестясь,
А влюблённые тихо сидели внутри
И о чём–то шептались до самой зари.
И когда тонкий месяц на небе вставал,
Иоанн до рассвета с девчушкой играл,
Чтоб несчастная мать до утра побыла
С тем, кого на земле удержать не смогла.
И любовь их была высока, как луна,
Одинока, безгласна и счастья полна.
Как–то в сумерках сэр Агловаль задремал,
И приснилось ему, что он горько рыдал.
Сильный воин бесстрашный, на слёзы скупой,
Он рыдал, как младенец, той ночью глухой.
Он проснулся: пред ним в полуночной тиши
Милый призрак явился, услада души.
А во сне он шагал по тропинкам лесным,
И Адела предстала, как прежде, пред ним,
Но спустился туман, и она без следа
Вдруг исчезла, оставив его навсегда.
И заплакал наш рыцарь над тягостным сном
В покаянном отчаяньи, в горе слепом.
Долго он по Аделе погибшей рыдал
Но внезапно вокруг лунный свет заблистал,
И прекрасная дева явилась пред ним,
Сновиденье рассеяв сияньем своим.
Вожделенна, как грешной душе благодать,
Как отрада для сердца, уставшего ждать.
В этот миг обо всём Агловаль позабыл,
С пылкой страстью в объятья её заключил.
Дева вскрикнула дико, забилась, и вмиг
Свет в прозрачном лице охладел и поник.
Он от ужаса вздрогнул, очнулся — глядит:
А в руках его мёртвое тело лежит.
И с тех пор ни с луной, ни в безлунную тьму
Светлый призрак уже не являлся ему,
Только в ветре порой детский голос звенел,
Горько плакал и песенку жалобно пел.
Ах, как сбиться с пути легко всегда!
Лишний вздох, лишний взгляд — и пришла беда.
А потом лишь дожди да седой рассвет.
Прежней жизни не жди, её уж нет.