— Не должен, — с сомнением сказал Антон.
Дверь распахнулась, и на пороге кабинета появился начальник Лукоморской ЧК Гервасий Бонифатьевич Добужанский — невысокий лысый человечек, плотного, если не сказать больше, телосложения в добротной шевиотовой гимнастерке, ушитых синих полицейских галифе и хромовых сапогах. На гимнастерке краснел орден Красного Знамени. «Мастифф», — определил породу Кторов, едва Добужанский вошел в кабинет.
— Ну что? — тонким фальцетом спросил начальник ЧК. — Смотри, Гнатюк, под твою ответственность я эту гниду выпустил. Скроется, ответишь перед революционным трибуналом по всей строгости рабоче-крестьянского закона!
— Да хоть сейчас готов, — мрачно сказал Гнатюк. — Ей-богу, Гервасий Бонифатьевич, вы столько пугаете, что уже и смерти не страшишься. На кой черт она нужна, такая жизнь?
— Это ты здесь красиво поешь, — ласково улыбнулся начальник. — Поглядел бы я на тебя в подвале у Ангела Смерти!
Кторов уже знал, что Ангелом Смерти прозвали местного исполнителя Ваню Глухоту — здорового, постоянно смеющегося парня двадцати пяти лет, который в течение дня в серой косоворотке и люстриновом костюме бродил по кабинетам, маялся с безделья и приставал к товарищам с идиотскими вопросами. Еще он любил садиться за громоздкий «Ундервуд», заправлять в него чистый лист и, нажимая на клавиши негнущимся пальцем, наблюдать, как на бумаге появляется новый знак. Грамоты Ваня не знал, но появление знаков на чистом листе бумаги приводило его в такой восторг, что Ангел Смерти начинал смеяться.
— Ты смотри, — грозил ему толстеньким пальцем начальник. — Сломаешь аппарат, я тебя самого в расход пущу. Не думай, у меня рука не дрогнет. Ферштеен, Ванька?
— Зер гут, — счастливо смеясь, отвечал Ангел Смерти и примерялся выстучать новую буковку. — Яволь, Гервасий Бонифатьевич!
Сам он был существом незлобивым и в силу своей дебильности воспринимал расстрелы интересной игрой, в который каждый играл точно отведенную ему роль — Ангел Смерти стрелял, остальные притворялись мертвыми. Выстрелив, он терял к упавшей игрушке всяческий интерес. А стрелял он наверняка и потому без промахов.
— Смотри, — снова сказал Добужанский. — Слишком хитро ты все придумал, я бы проще поступил — Митьку и трактирщика к стенке, а банду встретил бы на въезде и порезал из пулеметов.
— Пулеметы и у них есть, — сказал Гнатюк. — И хорошие пулеметчики. А откуда они на город пойдут, Гервасий Бонифатьевич, какими силами? Вам это известно?
— Все ты, Павел, усложняешь, — вздохнул начальник. — У них тоже Ленинов и министерских голов в банде нет. Полезут по старинке — от Разбойной слободы. Сначала разведка на тачанках, а потом и сам атаман с основными силами. Мы б тачанки пропустили, пусть их засада в тылу встретит, а атамана зажали бы. Нет, ты маракуешь, маракуешь… Прямо Наполеон, задумавший Кутузова разгромить.
— А если они с трех сторон полезут? — угрюмо спросил Гнатюк. — Тогда мы свои два пулемета как поставим? А засада в городе с тачанками справится? А если они группу выделят для захвата здания ВЧК? Ведь сколько людей поляжет, если они с нашими документами ознакомятся!
Начальник недовольно сморщился, посмотрел на Кторова, ища поддержки у столичного гостя, не дождался ее и недовольно сказал, забавно надув губы, отчего усики его собрались в единую черную щепоть:
— Я ж говорю — чистый Наполеон. Только моя думка проста: контриков перевоспитывать бесполезно, их в штаб к Духонину отправлять следует, тогда они быстрее умнеют.
Он ушел.
Гнатюк прислушался к удаляющемуся стуку сапог начальника, уныло пробормотал:
— Вот так и живем. Голимый пузырь, но — начальник! Весь город поборами обложил, а пикнуть никто не смеет. И вокруг него таких же сучков кучка собралась, за Гервасия горло дерут. А как же — рука руку моет!
— Не подарок, — согласился Антон, — но начальников не выбирают, их тебе дают. Ты не волнуйся, такие долго не держатся и, как правило, они плохо кончают.
Сказал и вспомнил мемуары Баюна. Быть может, Махно и в самом деле был в чем-то прав. Басням о предательстве Антон не верил, махновцы с белыми дрались крепко, а разногласия с красными возникли скорее по глупости отцов-командиров, которые вместо организации боевых совместных действий вздумали обсуждать идейные разногласия с анархистами, допустившими крестьянские съезды на контролируемой ими территории. А в результате оттолкнули от себя потенциальных союзников и толкнули Махно на активные действия против красных конников.
Додумать мысль, Гнатюк ему не дал.
— Ладно, — сказал он. — Ты бы отдохнул, товарищ Кторов, нам еще вечером силы понадобятся. Этот упрямый, но гномам из катакомб он и в подметки не годится. А я, пожалуй, схожу, посмотрю, все ли правильно наш меломан из трактира сделал.
— Чего уж там отдыхать, — проворчал Антон. — Пошли вместе.
— Все, как вы сказали, — трактирщик смотрел в пол. — Все, как вы сказали, господин чекист. — Глупыш, — улыбнулся Павел Гнатюк. — Ну чего ты так расстраиваешься, Сунжиков? Это же и для твоей пользы.