Пора, пора было делать ноги. Об этом Кумок думал уже не раз, заначка позволяла пожить по-человечески в любом месте, да и на чекистские ценности атаман возлагал немалые надежды. Человек всегда склонен надеяться на лучшее. А тут пока все складывалось неплохо: и люди еще были, и оружия для них хватало, да и ум свой атаман ставил повыше чекистских. Правда, Лукоморска Кумок не любил. Нехорошие воспоминания будило в нем название города. Утешала мысль, что раввина, натравившего на них чудовище из синагоги, уже не было в живых, стало быть, и чудища опасаться не приходилось: кто бы такой секрет кому другому передал? Это же сила, а сила всегда власть. У кого сила, тот и пан. Это Кумок точно знал. И все-таки боязно ему было заглядывать в ближайшее будущее, где уже сегодня вечером будут запланированно греметь выстрелы и литься чья-то кровь.
— Вы как хотите, — встал он. — А я пойду подремлю. Перед боем поспать — самое милое дело. Свежим глазом все видишь, под пули зря не суешься.
— Бабу свою не слишком седлай! — крикнул вслед Сережа Африка.
Замечание было обидным, почти неприличным, но Кумок на него отвлекаться не стал: все одно придет время итоги подводить, тогда всему окончательный расчет и выведется. А споры за столом вести несолидно, они всегда пальбой могут обернуться. Кровь же надо проливать вовремя, а не тогда, когда обида обозначила. Именно потому Кумок и атаманом стал — осторожным был, на рожон зря не пер и твердо знал, когда надо размахнуться для удара, а когда следует руку попридержать.
В спаленке никого не было. Кумок, не раздеваясь, в сапогах, рухнул на мягкую постель, закинул руки за голову. Сон не шел. Да какой к черту сон! Что-то подсказывало атаману, что лезть в Лукоморск не стоит. Большую силу там власть набрала, с Черным сотником справиться сумела. Это с кем надо было хороводы любезные водить, чтобы решиться с Черным сотником разобраться? И ведь подчистую сделали, следа не осталось. Духанщик прибежал бледный, сам еле ушел от погони, морда небритая. Лишний человек в отряде никогда не помешает, но это ведь пока люди не знают, кого атаман пригрел. К темным силам у всех отношение одинаковое. Кумок своих людей знал. Странное дело, вроде весь в крови замазан по уши, а все ему христианской чистоты хочется, ангела вместо черта видеть за спиной.
Собаки во дворе вдруг залаяли зло и восторженно, словно увидели лютого врага своего. Кумок с неохотой пошевелился, отогнул занавеску и выглянул во двор. Ничего особого он не увидел. На кого лаяли собаки, так и осталось неизвестным, в конце концов, не на огромного черного кота ведь они лаяли и боялись приблизиться.
Жаль, что кот быстро в деревья ушел — пальнул бы в него атаман из своего пристрелянного верного маузера.
Если ты занят заботами, день короток и стремителен, как полет стрелы.
Лукоморск медленно погружался во тьму. То там, то здесь погасали лампы и свечи, которыми лукоморские жители освещали свои жилища по случаю разрухи. Люди ложились спать рано, в те времена все старались пораньше лечь и еще раньше встать, и поговорка такая была: кто рано встает, тому Бог дает. А вот атаман Кумок решил получить от Бога все, поэтому спать вообще не ложился.
Еще девяти не было, а его разведка уже проскакала по лукоморским улицам в восточной части городка, вернулась и доложила, что ничего подозрительного ею не установлено, спят люди, и чекисты тоже, ни одно окно в здании ЧК не горело, значит, ничего не подозревают коммуняки, разошлись по домам и никаких подвохов не строят. — С Богом, — прочувствованно сказал Кумок и перекрестился.
Две тачанки и с пяток бойцов, которых атаман в довесок к винтовкам вооружил гранатами, двинулись к гончарному заводику — пальбой и взрывами видимость нападения создать. Основные силы Кумка настороженно и нервно ждали в рощице на городской околице — все нервные, напряженные, даже лошади, и те дышали судорожно, понимая, что опять смертельная заварушка затевается. — Паника, вот что необходимо! — сказал Кумок.
— Будет паника, атаман! — сказал бородатый и угрюмый сотник Пансенко. — Даже не сомневайся, устроим так, любо-дорого глянуть будет! И скрылся со своими в скрипучей полутьме.
Славно, что день пасмурным вышел, висели над горами обложные тучи, тугие от скопившегося в них дождя, время от времени роняли мелкую морось на спящую землю.
У трактирщика Сунжикова с вечера сидели двое соглядатаев, следили в оба глаза за ЧК. Ничего не упустил атаман, все спланировал, все учел, кроме одного — Кторов да Гнатюк тоже все знали.
— Этих брать пока не будем, — сказал Гнатюк. — Пусть бегут, атаману доложат, что все по его плану идет. Склонился к уху Кторова.
— Видал, как Гервасий Бонифатьевич вырядился? Все старье надел, чтоб, значит, за рядового бойца в случае чего сойти. А того дурак не понимает, что его весь уезд в морду знает. — Хрен с ним, — сказал Антон. — Главное, чтобы он не облажался.
Ах, как тянется ожидание! Как томительно медленно бежит время! Казалось, что день потому и пролетел так стремительно, чтобы ночь выдалась длинная и томительная.