А дудочка играла странную мелодию, ошеломляя самого музыканта, который и не подозревал до того в себе музыкального дара, которого, собственно, и не было. В руках у Остапа Котика была не простая дудочка, в руках у него был знаменитый инструмент из легенд, описанный многими, но виданный единицами. В руках у Остапа Котика была дудочка гаммельнского крысолова. Именно она помогала Никите Африкановичу Мохову удерживать свою могущественную власть в преступном мире. Ведь кто по своей сути бандит, как не крыса, жиреющая на чужом несчастье и благоденствующая благодаря отобранному у других? Бандит, подобно крысе, любит жить в полутьме, невидимо для других, и появляется на свет лишь в двух случаях — когда появляется возможность пограбить людей или проявить живущий в каждой бандитской душе кураж. Бандит, как и крыса, существо стайное и склонно поиздеваться над слабым существом, раболепствуя и пресмыкаясь перед сильным. Удивительно ли, что преступный мир подчинялся мелодии дудочки, как подчинились этому однажды крысы города Гаммельн?
И Кумок со своей бандой вслушивались в мелодию с вожделением и страхом, потому что они уже подчинялись Зову. Один за другим они бросались в море и плыли, плыли к покачивающейся на малых волнах фелюге. Плыли и скрывались по одному в морских глубинах. Дольше других держался на воде атаман. Но в один прекрасный момент он вскинул голову, разглядел приближающуюся фелюгу и увидел, что его на ней никто не ждет. Оттого и дальнейшие усилия показались ему напрасными и нелепыми, как черные звезды на дневном небе, которые он увидел, погружаясь в холодные морские глубины, где его, деловито пощелкивая клешнями, с нетерпением ждали местные привратники ада.
А тут и Гервасий Бонифатьевич вдруг махнул рукой, сел на песок и принялся стягивать непослушные сапоги. Зашел в воду, плеснул ею себе в лицо и поплыл в неизвестность, загребая по-собачьи и глядя перед собой. Вслед за ним последовали и некоторые чекисты с милиционерами из числа его особо доверенных сотрудников.
Они плыли в открытое море, а фелюга, расправляя парус из грубого холста, медленно удалялась от берега, и на борту фелюги играла дудочка, наигрывала мелодию, к которой нельзя было не прислушаться. В душе каждого из плывущих жила все та же крыса, которая представляла мир головкой сыра, сделанного для прокорма таких, как они.
А следом за ними в слепом раже преследования в воду вошел Голем. Медленный и огромный, он уходил все дальше в море, взметая фонтаны искрящейся в лунном свете воды, море поглотило чудовище, и только всплески показывали его путь — частые вначале, они становились все реже и наконец исчезли вовсе, а морские воды, сомкнувшиеся над ним, не давали сделать однозначного вывода — то ли надпись, сделанная у чудовища на лбу была смыта морской водой, то ли Голем ушел на такую глубину, что поверхность больше не хранила следов его передвижения.
И вот уже берег почти опустел, на нем остались лишь проверенные и верные, а Павел Борисович Гнатюк, закурив папиросу «Зефир» из пачки, честно купленной накануне у трактирщика с майдана, сел на камень и задумчиво спросил оказавшегося поблизости бойца:
— Бачил, браток, как они бежали? Як крысы с тонущего корабля.
— Товарищ Кторов! — плачуще сказал Ося Котик. — Ну, товарищ Кторов! Та откройте же глаза, бо мне боязно!
Белое испуганное лицо с большими умоляющими глазами выплыло из тьмы.
— Где мы? — спросил Антон, чувствуя, что не в силах пошевелиться.
— Да в море мы, в море, — нетерпеливо сказал юноша. — Дальше шо робити, товарищ Кторов? — Все? — спросил Антон. Юноша его понял.
— Все, товарищ Кторов, — сказал он. — Уж я натерпелся горя, глядя, как они… Прямо сердце зашлось, — и заплакал. Всхлипывая, сообщил: — И михрютка этот каменный тоже утонул.
— Не реви, — сказал Кторов. — Прикажи греку, чтобы поворачивал к берегу.
— Та як я ему прикажу? — сквозь слезы спросил юноша. — Дядько здоровый, разве он меня послушает?
— Послушает, — Кторов попробовал улыбнуться, только улыбка, он чувствовал это, вышла страдальческой. — У тебя же наган, Ося! Вооруженного человека всегда понимают быстрее, чем человека без ружья. Скажи ему, чтобы правил к берегу. — Будет сделано, товарищ Кторов! — Остап Котик поднялся с колен. — Погоди, — удержал его Антон. — Дудочка цела? — А как же, при мне она, — доложился юноша. — Вот и хорошо. Отдашь ее Павлу Борисовичу. Скажешь ему, что это и есть тот самый предмет, который надо вернуть Мохову. Скажи, что он обещал. И еще… Скажи, чтобы про заклинание молчал. Бумаги пусть отправляет, а вот про заклинание не надо… И так крови много. Если так щедро ее лить, никакого человечества не хватит… А дудочку обязательно… Ты понял меня?
— Понял я, понял, — лицо Котика снова стало страдальческим, и губы задрожали. — Вы бы держались, товарищ Кторов. А то ведь как я Павлу Борисычу доложусь?