— Татарина позови, — сказал Гнатюк. — Скажи, дело у меня есть к самому.
— Не понимаю, — сказал половой.
— И не надо, сударь, не надо, — сказал Гнатюк. — Есть такие вещи, что понимать их просто опасно. Скажи татарину, что я жду.
— А как изволите отрекомендовать вас?
— Скажешь, человек пришел, долг Никите Африкановичу отдать. Он знает.
За ним пришли.
Его долго вели по узким вонючим коридорам, заваленным какой-то рухлядью.
— Входи, мил человек, — сказал провожатый.
За столом небольшой комнаты сидел крепкий кряжистый старик, одетый в дорогой халат.
Старик с интересом разглядывал чекиста.
— Откуда? Кто? — требовательно сказал старик. — Память у меня хорошая, уважаемый, в должниках у меня вы не ходите.
— Не хожу, — согласился Павел.
Скосив глаза, он увидел за своей спиной мускулистого человека с тщательно выбритой головой. Человек был раздет до пояса, и в руках у него была тонкая черная удавка, вся в маленьких узелках. В уголках рта этого странного и опасного человека белела пена.
Павел достал из кармана сверток и протянул хозяину.
— Долг, — просто объяснил он.
Никита Африканович развернул тряпицу, увидел дудочку и тут же торопливо завернул ее обратно. Встал, уже с нескрываемым интересом разглядывая Гнатюка.
— Ах, Тоша, Тоша, — сказал он. — Значит, погиб?
— Пал смертью храбрых, — кивнул Павел.
— Как вас зовут?
— Павел. Павел Борисович Гнатюк.
— Вы работали с Антоном?
— Можно сказать и так, — согласился начоперотдела.
— Это он вас мне просил передать? — Никита Африканович взглядом показал на тряпицу.
— Точно так, — коротко сказал Павел. — Больше у меня к вам дел нет. С вашего позволения, я откланяюсь, Никита Африканович?
Старик постоял у стола.
— Премного вам благодарен за то, что выполнили поручение моего друга, — сказал он. — Не смею вас больше задерживать. В деньгах не нуждаетесь? Быть может, в чем-то помощь требуется?
— Да нет, Никита Африканович, — сказал Павел. — Меня попросили завезти вам это, я и завез.
— Большую услугу вы мне этим оказали, Павел Борисович, — сказал старик. — Очень большую. Я у вас в долгу. Обращайтесь, если станет трудно или просто что-то понадобится.
— Непременно, — сказал Гнатюк. — Непременно обращусь.
В сопровождении татарина, бывшего телохранителем хозяина Хитрова рынка, он вновь прошел узкими коридорами, спотыкаясь о сломанные стулья, поваленные тумбочки, кипы дореволюционных газет, неведомо как оказавшихся в разбойном логове. Выйдя на улицу, он с наслаждением вдохнул свежий сладкий воздух.
Татарин хлопнул его по плечу.
Павел оглянулся.
— Жаль, — сказал татарин. — Хороший был человек. Большой человек. Мой все хорошо видит. Ты тоже большой человек. Только делаешь вид, что маленький.
Он шел по оживленной московской улице, глядя поверх толпы, не замечая идущих навстречу людей. События последнего времени странно надломили его. Он чувствовал себя другим человеком, которому не нравилось происходящее в мире, но, к сожалению, он был не в состоянии изменить настоящее. «Тогда попытаемся с будущим», — вдруг пришла в голову мысль.
Мысль это понравилась Гнатюку, она не оставляла его и на набережной реки, текущей вдоль красной кремлевской стены. На город опускался вечер. Прямо над Кремлем горела неяркая звезда.
«А интересно, чем сейчас занят этот чертов кот? — с радостным оживлением подумал Павел. — Ловит мышей или жрет сливки у Дарьи Фотиевны?» Он ошибался.
Кот Баюн Полосатович сидел в одиночестве, ерзал задом по табурету, готовясь к работе. Настроив себя соответствующим образом, кот Баюн поднялся на задние лапы, потянулся к чернильнице, обмакнул в чернильницу особым образом заточенный коготь, высунул розовый язык и, щурясь, вывел на чистом листе: