— Техническое перевооружение — это то, что нам сейчас необходимо, — сказал он твердо. — Я обдумал ваши слова. Необходимо организовать научный и технический шпионаж на Западе. Надо скупать технологии, патенты, просто воровать хорошие машины и станки, если не удастся их купить за приемлемую цену. И искать свои таланты, разумеется. У меня на днях был один изобретатель, предлагает использовать направленные взрывы для открытой разработки угольных и рудных месторождений. А по ночам изобретает машину, которая будет двигаться под землей. Даже название ей придумал: геоход. Представляете, Глеб, страна в развалинах, а люди уже замахиваются на недостижимые цели! И нам надо поддержать таких людей — мечтателей, романтиков, фантазеров. Я даже боюсь загадывать, какие перспективы открываются перед будущей Страной Советов. Владимир Ильич прав, мы должны рисковать, иначе нам просто не выжить в капиталистическом окружении. — А мировая революция? Дзержинский махнул рукой.
— Революция подождет. Главное — не похоронить нынешний росток будущего. Мировая революция — жупел, пугало, которым время от времени можно будет пугать буржуазию. А для нас наступает новый этап. Дворцы разрушены, пора строить новые, но уже для всех. — Зачем же было разрушать старые? — косо усмехнулся Бокий.
— Это в вас дворянин проснулся, — улыбнулся Дзержинский. — Согласен, в разрушении старых не было нужны. Так ведь не так уж много и разрушили. Больше криков было. А теперь мы будем строить. Нам надо много построить, очень много. И при этом быстро, иначе нас сомнут империалисты. И не стоит обнадеживаться тем, что интервенция ничего не дала. Это был лишь первый и весьма неподготовленный шаг.
— А как же стальной человек с Кавказа? — усмехнулся Бокий.
— Знаете, Глеб, а мне его позиция нравится, — сказал Дзержинский. — Она позволяет держать всех в кулаке. Будет зарываться, мы его поправим. Есть Ильич, есть Бухарин, есть, наконец, я, пусть у меня остается не так уж и много времени. А концентрационные лагеря — необходимое условие для строительства нового мира. Тот, кто не уверовал в догмат, должен хотя бы склониться перед ним. И знать, что если ты не склонишься, то тебя склонят. Идея не терпит массового сомнения, все сомнения должны оставаться теоретикам, остальных должен поддерживать энтузиазм. Главная опасность для пролетарского государства живет не вне, а внутри его. Это сознание масс.
— А не боитесь? — прищурился Бокий.
— Оказаться в жерновах? — вздернул бородку Дзержинский. — Знаете, Глеб, не боюсь. За мной многолетний авторитет, я показал партии, на что я способен, и доказал, что не являюсь врагом идей. А кроме того… Глеб, я могу быть с вами полностью откровенным. Страха нет и еще по одной причине. Вы мне рекомендовали обратить внимание на Фридриха Павловича Гросса. Действительно, очень любопытная личность. Мы с ним прекрасно сработались, и теперь я знаю многое из того, что ожидает нас в ближайшие двадцать лет: смерть вождей, кровавая борьба с оппозицией, индустриализация и коллективизация страны. Нельзя изменить судьбу отдельного человека, можно изменить направление общественного развития. Только вот методы, методы… Иногда мой разум противится всему этому. Придется пролить много крови. Но кто-то из великих сказал: если человек хочет творить историю, он не должен бояться проливать кровь. Все во имя будущего, Глеб, все во имя будущего.
— Не сомневаюсь, — сухо сказал Глеб Бокий. — Вопрос в том, поймут ли нас будущие поколения? Оправдают ли они пролитую нами кровь?
— При единственном условии, — сказал Дзержинский. — При одном-единственном условии, Глеб. Если они будут жить хорошо. Значительно лучше, чем жили прежде. В противном случае мы будем прокляты.
Бокий помолчал. На эти слова что-то возразить было очень трудно. Он сам думал об этом ночами. И все же он не удержался:
— Феликс Эдмундович, но вы так и не сказали, почему вы не боитесь заглядывать в будущее?
— Не боюсь, — сказал Дзержинский и отвернулся к окну. — Мне осталось совсем немного. Я умру внезапно от сердечного приступа после доклада, который сделаю как председатель ВСНХ страны, в двадцать шестом году.
— Предчувствия? — усмехнулся Бокий.
Дзержинский отрицательно качнул головой.
— Фридрих Павлович Гросс сказал.
Особое подразделение
Никогда не забуду бескрайних болот и лесов, проваливавшихся под ногами торфяников и бесконечно длинных дорог. Наряду с ожесточенными боями против врага, велась тяжелая борьба с окружающей природой.
Предисловие