Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Полевая форма, полученная мной, была на размер больше, пилотка и сапоги оказались впору, а октябрьский ветер неприятно холодил коротко остриженную голову. «От насекомых», — деловито объяснил парикмахер, когда состриженные с головы волосы начали падать на землю. Стригли всех прямо на улице, закутывая в несвежую простыню, которая была одна на всех. Закончив стричь, парикмахер, который тоже был в полевой красноармейской форме, убрал простыню и жестом показал, что я могу вставать. «„Шипра“ не будет, молодой человек!» — сказал парикмахер. Шутка мне не понравилась, но я промолчал. Глупо ведь спорить с человеком, для которого я всего лишь один из многих. Через день он даже не вспомнит меня. А вот я его запомнил. Парикмахеру было на вид около пятидесяти лет, нелепые усы совершенно не подходили длинному бугристому лицу; на нем выделялись усталые глаза, белки которых были испещрены кровяными прожилками, словно парикмахер безостановочно стриг чужие головы несколько суток подряд.

Вызов нашей команды задерживался, и от скуки я начал читать «Занимательную физику» Перельмана, которую на подоконнике в коридоре призывного пункта нашел и сунул в сидор. Там же в вещевом мешке с ней находился бритвенный прибор — им я пока пользовался довольно редко. А еще в вещмешке лежал новенький котелок, чуть помятая алюминиевая кружка и сухой паек на три дня, выданный на призывном пункте.

Понемногу я увлекся ею, наивная и смешная, она немного развеселила меня, и я, даже услышав, что кто-то зычно зовет Маслякова, не сразу понял, что это вызывают меня. Искать меня было некому, на призывной пункт я пришел круглым сиротой, а команды обычно вызывали по номерам, наверное, в целях секретности.

— Эй, боец, — позвал меня пожилой старшина из мобилизационного призыва. — Ты ведь Масляков?

— Что? — поднял я голову.

— Начальство кличет, — совсем неуставным тоном сказал старшина. — Ты, паренек, уши-то на макушке держи. Начальство, оно не любит, когда боец сразу не отзывается!

Искал меня молодой подтянутый командир с одним прямоугольником в каждой петлице. На рукавах выше обшлага у командира краснели по два широких красных шеврона. Был он в фуражке с синим околышем и в хромовых сапогах. Даже форма на нем сидела ловко и щегольски. В званиях я еще не разбирался, я ведь в армию не собирался, война позвала. Поэтому я молча вытянулся перед командиром, выслушал его эмоциональный разнос, протянул книжку красноармейца, которую командир, шевеля усами, изучал с повышенным вниманием, перелистал от корки до корки, даже фотографию сравнил с моим лицом.

— Разгильдяй! — с чувством сказал командир. — Отзываться надо, когда тебя ищут. Следуй за мной!

— Моя команда… — начал я и остановился, не зная, что сказать дальше.

— Теперь у тебя другая команда, — наставительно и негромко сказал командир. — Поступаешь в распоряжение НКВД. Болтать об этом не рекомендуется. Усек, Васек?

— Я не Васек, — возразил я, но снова умолк. А какого дьявола спорить?

— Слушай, — сказал командир. — Не пойму я тебя, с виду вроде бы ничего, но рохля рохлей. Следуй за мной, боец, потом разберемся.

В здании он отдал мои документы коменданту, потом, когда тот начал возражать, достал из кармана какое-то предписание, показал коменданту, и тот сразу вытянулся, отдал честь и потерял ко мне всяческий интерес. По всему чувствовалось, что после ознакомления с документом он готов был даже приплатить сухим пайком или первым попавшимся призывником, чтобы к нему по таким вопросам больше не обращались.

Командир привел меня в маленькую комнату, где стояло два стола, и отсутствовали стулья. На одном из столов сидел боец, судя по внешнему виду, как и я, из призыва недавних дней.

Увидев моего сопровождающего, боец спрыгнул со стола и вытянул руки по швам. Головного убора на нем не было, а пострижен он был еще даже хуже меня. Если меня стригли без одеколона, то его, похоже, стригли ножницами под расческу, не пользуясь машинкой.

— Сидеть, никуда не отлучаться. Ждать, — лаконично поставил перед нами задачу командир. — Ни с кем не разговаривать. Все ясно?

— Так точно! — отозвались мы нестройно.

— Можете знакомиться, поскольку служить вам, очевидно, придется вместе, — сказал командир и исчез в коридоре. Слышно было, как он там с кем-то спорит на повышенных тонах: «А мне плевать! Мне сказано доставить троих, и я их доставлю. Я же не виноват, что Глушаков вчера при бомбежке погиб! И не сам я решаю, не сам, все согласовано с командованием, я вчера с ними с Литейного связывался, докладывал, как дела обстоят!»

Мы остались вдвоем.

Боец исподлобья разглядывал меня и молчал.

— Масляков. Аркадий, — нарушил я тишину, решив взять инициативу в свои руки, и неизвестно для чего вдруг добавил: — Недавний студент. Только работать начал. Ученым стать не успел.

— Востриков Федор, — после некоторой паузы представился боец, с которым меня оставили. Вздернул левую бровь и с некоторым вызовом сообщил: — Священнослужитель.