Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

— Задачи перед вами будет ставить капитан Скиба, — сказал он. — От себя добавлю: вам надлежит шевелить мозгами вдвое больше, чем кадровым розыскникам. Обычными шпионскими историями заниматься категорически запрещаю. У нас достаточно профессионалов, чтобы справиться с диверсантами. Ваша работа там, где пахнет чертовщиной. Согласен, слышать это от меня вам дико, но иного сказать просто не могу. Каждому из вас с сегодняшнего дня присваивается звание сержанта Наркомата государственной безопасности. Как вы сами понимаете, это накладывает определенный отпечаток на всю вашу жизнь. Как себя вести в той или иной ситуации, вам объяснит капитан. Ко мне вопросы есть?

— Товарищ майор, — не удержался от вопроса Дворников. — А как определить, где она начинается, эта чертовщина?

Майор усмехнулся в жесткие усы.

— Жизнь сама покажет. И начальство, если понадобится, подскажет. Знакомьтесь, притирайтесь друг к другу. С жалобами на психологическую несовместимость ко мне не обращаться. Это армия, а не ЗАГС. Еще вопросы есть?

Естественно, что вопросов больше не было.

Больше мы майора не видели. Двумя днями позже немцы прорвали оборону на этом участке, и судьба штаба полка и всех, кто там находился, так и осталась неизвестной. Возможно, майор держался, пока мог, и последний патрон оставил для себя, быть может, попал в плен, и это было самое поганое — особистам в плен попадать не стоило, слишком много военных секретов им было известно, и допрашивали их немцы с особым усердием и рвением. Если он попал в плен, я ему не завидовал.

А тогда мы вышли из здания школы, и капитан Скиба, построив нас перед собой, оглядел всех троих критическим взглядом.

— Форму-то ушей. И шинель подруби, — сказал мне Скиба. — Выглядишь, как чучело на параде!

— Я не умею, — растерянно сказал я.

— Запомни, — прищурился в жесткой ухмылке капитан. — В армии такого слова нет. Надеюсь, что я его от тебя больше не услышу!

Глава вторая Бои местного значения

Вот так я стал сержантом НКВД.

Некоторое время я вообще не мог понять, для чего нас собрали в это странное подразделение. Безымянный майор запретил нам заниматься шпионскими историями, но, возможно, что его уже не было в живых, а жизнь сама диктовала свои условия… Только оказавшись в армии и получая информацию о том, что происходило в действительности, я смог понять, каким тяжелым было наше положение. С прорывом немцев к станции Мга в конце августа сорок первого года ими была перерезана последняя железнодорожная ветка, соединявшая город со страной. Восьмого сентября противник захватил Шлиссельбург, прекратилось сухопутное сообщение города с Большой землей.

Впрочем, на всех фронтах положение было тяжелое. Немцы рвались не только к Ленинграду, они рвались к Москве и на юг — к бакинским и грозненским нефтяным промыслам.

Десятого сентября в районе Маврино высадилась десантная рота немцев, одетых в красноармейскую форму и неплохо владевших русским языком. Они даже вооружены были нашим оружием! Район был блокирован, а нам с другими особистами пришлось заниматься фильтрацией бойцов, выходящих из окруженного участка. Немцы нападали по ночам, мы несли постоянные потери, но Дворникова, Вострикова и меня смерть обходила стороной. Востриков утверждал, что это из-за того, что он каждый вечер и каждое утро читает особую молитву. Мы с Дворниковым были атеистами, а потому откровенно посмеивались над ним. Но все-таки следовало признать, что нам чересчур уж везло. «Вы у меня в сорочках родились, — сказал однажды небритый и злой от постоянного недосыпа капитан Скиба. — Нас мало осталось, уж больно беспокойная жизнь настала». Тут он мог ничего не говорить, потери везде были слишком большие, Особый отдел не были исключением из правил. Но больше всего удручало, что воевать приходится в таких условиях, что жить не хотелось. Повсюду чернели торфяники, незамерзающие ямы с темной водой, под ногами постоянно чавкала жадная болотная грязь. С серых прокисших небес моросил противный дождь, А ведь бойцам приходилось в стрелковых ячейках сидеть! И ведь что интересно: нервы у всех были на пределе, наверное, поэтому никто из нас троих даже не заболел. Дожди, дожди… Они были нашим спасением от германской авиации. Нам хватало и артобстрелов. В расположении наших позиций непрерывно рвались снаряды и мины. Торфяник тлел, и земля застилалась густым едким дымом. Весь передовой край был превращен в изрытое воронками поле, на котором виднелись одни обгорелые изуродованные осколками пни.

Примерно через неделю выяснилось, что и о нас не забыли. На самом верху, куда простые смертные не попадают никогда в жизни, о нас помнили и держали до поры до времени в запасе, как хороший скальпель хирург хранит для самых сложных операций. Никто нам наше будущее не объяснял, а чертовщины на войне и в самом деле хватало.

Так вот, вспомнили о нас.