И тут капитан Скиба выдал нам такое, что у Дворникова глаза загорелись, да и мы с Востриковым ушами зашевелили. Оказывается, что недобрую эту высотку побаиваются многие. До третьей роты там стояли минометчики, позиция у них была неплохая, только всякими правдами и неправдами минометчики добились перевода батареи на другой участок. Потом-то выяснилось, что минометчиков на высотке временами охватывал беспричинный страх, хотелось бежать оттуда без оглядки. Да и бойцы стрелковой роты испытывали нечто подобное. В журнале боевых действий еще мягко было написано, что они оставили высоту. Бежали они с высоты в паническом ужасе. Причем в тот самый момент, когда и немцы не наседали, и авиация немецкая не особо досаждала, все больше Волхов бомбить летала. А вот бежали красноармейцы с высоты неорганизованной толпой. В последний раз так торопились, что полевую кухню с обедом на высоте оставили. Впрочем, у немцев здесь дела тоже обстояли не блестяще. Немцы между собой высоту 814 называли Чертовой плешью. Несколько взятых пленных показали, что не только наших охватывала на высоте паника, они тоже там испытывали жуткий страх. Оба раза они высоту покидали, несмотря на заградотряд, поставленный у них в тылу, готовы были отправиться под Москву, где германцам приходилось несладко, только бы не высотку у наших отбивать. Вот это уже было интересно. Что-то было загадочное в районе высоты. То, что гнало прочь и немцев, и русских.
— До Порани вас подбросят, я договорился, — сказал капитан Скиба. — А дальше придется ножками. Вас там местный особист встретит, Карасев ему фамилия, он подробностями поделится и до места доведет. Пока высотка в наших руках, но чем черт не шутит, — возьмут и снова сдадут ее без боя немцам. Командование предупредило, что этого быть не должно. Вопросы есть?
Вопросы у нас были, но задавать их капитану казалось бессмысленным. Он сам ничего не знал об обстановке, сложившейся в районе высоты. Само понятие спонтанной паники во всем подразделении казалось невероятным. Танки ведь на них не лезли, да и авиация особенно не беспокоила. Еще невероятней казалась паника у немцев. Не сопливые школяры нам противостояли, парнишки из вермахта Польшу и Францию прошли, в Югославии отметились. Им посвист пуль был привычен, и то, что они отошли, наплевав на своих командиров и бросив господствующую высоту, казалось невозможным. Но, с другой стороны, что же могло там происходить?
Старшему лейтенанту Анатолию Карасеву было около тридцати лет. Был он высок, худощав и широкоплеч. Такому на парадах проходить с полковым знаменем. Русые волосы он зачесывал назад, но когда снимал фуражку, светлая челка непокорно ложилась на высокий лоб, придавая ему вид решительного хулиганистого паренька с Васильевского острова.
— Обычное дело, — сказал он. — Вы ту высотку видели? Горе, а не высотка. И простреливается с обеих сторон. Одна радость — земля там покрепче, окопчики можно отрыть. Только вот сидеть в этих окопчиках под обстрелом… — он махнул рукой.
— А Масляев? — осторожно поинтересовался я.
— А что Масляев? Мужик он, конечно, отчаянный, спору нет. Только что ему — со своей отчаянностью в обнимку на высоте сидеть? Когда всю роту паника охватила? Я ведь с ними разговаривал, сколько человек допросил! Две ночи не спал, весь химический карандаш извел. И по роте Созыкина тоже мне довелось работать. Наших наверху интересовало, не было ли среди бойцов паникеров и провокаторов. В роте Созыкина было пять человек, ранее осужденных за КРР и освобожденных в сороковом году. Так их даже допросить не дали, в тот же день в Ленинград увезли.
— И что вы выяснили? — влез в разговор Дворников.
— Да ни хрена ничего, — махнул рукой старший лейтенант. — Вроде все нормально, а потом вдруг всех паника охватила. Даже не паника, а страх какой-то животный. Ну и кинулись они с высотки, тем более ее немецкие штурмовики до этого два дня утюжили. Погода летная была, вот они и пользовались случаем. Так что бойцов где-то даже понять можно, осколком бомбы не зацепит, так на пулеметную очередь нарвешься. Наши-то где? Нет их, верных соколов Родины, не летают они над нашими болотами!
— Ленинград тоже надо кому-то от немцев прикрывать, — вздохнул Дворников.
Мы стояли среди рощицы чахлых березок. Лужицы подмораживало, из ртов вырывались при разговоре клубочки белого пара. Где-то за горизонтом ухали пушки и сухо потрескивали винтовочные выстрелы, но на участке фронта, где мы оказались в соответствии с указаниями командования, стояло затишье. Немцы не беспокоили нас, мы, в ожидании подвоза боеприпасов, не тревожили немцев. Долго так продолжаться не могло, но сейчас мы радовались даже краткосрочной передышке. Где-то неподалеку дробно работал клювом дятел, словно передатчик морзянкой торопливой сыпал. Был в разведотделе полка Лева Голубко, тот едва ли не быстрее дятла на ключе выстукивал.
— Ленинград… — Карасев яростно махнул рукой.
— Информация по немцам тоже через вас проходила? — продолжил расспросы я.