— Нет, это по линии соседей, — сказал Карасев. — Немцы своих штрафников на соседний участок к Вербовке перебросили, там пленных и допрашивали. Ну дали они высотке название Чертова плешь. И что? Известное дело, соотечественники Гете и Гейне, они вообще склонны к звучным названиям. У нас тут трофейные танки использовались. Так немцы их стальными предателями обозвали!
Он замолчал, словно вслушивался в дробный стук дятла, потом поинтересовался:
— Пожелания есть?
— Есть, — сказал я. — Разместиться. Зарегистрироваться в комендатуре. Выбраться и осмотреть высоту. Провожатые найдутся?
— Пожрать тоже не мешало бы, — проворчал Дворников.
— Не гоните, — сказал старший лейтенант. — Вы же не кавалерийская часть. Не надо шашками махать. Давайте по порядку.
Вечером того же дня в маскхалатах мы вышли в район высотки.
Даже в сумерках эту мелкую возвышенность можно было с трудом назвать высотой. Так, бугорок, поросший чахлыми березками и кустарником. Впрочем, от березок осталось два или три деревца, нещадно посеченных осколками. Рядом со мной из дышащей земли торчал острый, уже высохший и неровно обломанный пенек. Командир взвода, оборонявшего высотку, встретил нас не особенно приветливо. Прочитав предписание при тусклом свете «летучей мыши», он провел нас в окопы боевого охранения.
— Как у вас сейчас? — негромко спросил Дворников.
— Нормально, — сказал тот.
— Случаи паники наблюдались?
— У меня, товарищ, личный состав не из пугливых, — сказал лейтенант. — Пятеро финскую прошли, четыре человека из пополнения после ранений — от западных границ топали. Да и остальные студенты из Лесгафта тоже неплохо дерутся. Пусть немцы паникуют.
— Я не о том, — Дворников еще днем внимательно изучал карту, а теперь сравнивал ее с реальной местностью. — Случаи беспокойства, волнения душевного не наблюдались? Командиры отделений ни о чем подобном не докладывали?
— Нет, — отрезал лейтенант почти враждебно, и в воздухе повисло недружелюбное молчание.
— Ты, Степанов, волну не гони, — спокойно сказал сопровождавший нас Карасев. — Люди для дела спрашивают, разобраться во всем хотят. Ты приказ по второй роте 289-го артпульдивизиона читал?
В сентябре сорок первого года в районе Слуцко-Колпинского УРа в течение трех дней бойцы второй роты вышеупомянутого артпульдивизиона браталась с немцами, а десять красноармейцев вообще перешли на сторону врага. Командира и комиссара предали трибуналу, и это был случай, когда приговор не пришлось угадывать. Шум был великий, как обычно, наказали многих, даже из невиновных и непричастных.
— Мои с немцами лизаться не станут! — сказал лейтенант еще более угрюмо.
— Да я не про это, — уже примирительно сказал Карасев. — Я к тому, что если есть факты, которые будущими неприятностями грозят, обязательно разобраться надо. И разобраться своевременно. Тебе же от этого только польза, вас с комротой под суд не отдадут, ферштеен?
Нахватался от пленных немцев!
— Я лично отступать не собираюсь, — отрезал лейтенант. — И другим бегать не дам!
— Но до тебя наши два раза высотку без боя сдавали, — продолжал гнуть свое Карасев. — И немцы отсюда бегали, только подковки на сапогах сверкали. Ведь не случайно?
— Не знаю как немцы, а у меня другие планы, — отозвался лейтенант.
— Это какие же?
— Набить этой поганой сволочи как можно больше, чтобы и думать забыли про Питер.
— Хорошие задачи ставишь, — согласился Дворников.
Лейтенанту было чуть больше двадцати, почти одногодок, судя по всему, прямо перед войной училище окончил. Но держался он уверенно и заискивать ни перед кем не собирался. Я таких уже встречал. В отличниках они не ходят, и дисциплину при случае могут нарушить. Дисциплину, но не воинский долг. Лейтенанты сорок первого! Оставшиеся в живых пишут воспоминания о них. Но это я отвлекся. В тот вечер мы вернулись в расположение мокрыми, грязными и без единой идеи в головах.
— Пусть лучше на передовую отправляют, — мрачно сказал Дворников. — Это уж больше отцу Федору подходит, тут скорее нечистой силой пахнет, чем наукой.
— Да нет здесь никакой нечистой силы, — досадливо отозвался Востриков и повернулся к Карасеву. — Слушай, Карасев, а с бойцами, что бежали с высотки, поговорить можно?
Тот подумал.
— Можно, — сказал он. — Их по разным взводам рассовали, надо только уточнить, кто где находится.
Они с Востриковым ушли на КП батальона, а мы с Дворниковым остались в продуваемом ветром шалаше. Снаружи подморозило, мелкий дождь превратился в ледяную крупу, которая, шурша, обметала стены шалаша, изнутри увешанные для большего тепла и светомаскировки плащ-палатками. Тускло горела «летучая мышь». В центре шалаша потрескивала и стреляла сырыми дровами «буржуйка». Около нее мы и устроились, протягивая руки к горячему металлу.
— Ерунда какая-то, Аркаша, получается, — после недолгого молчания сказал Дворников. — Легче в пустой комнате поймать кошку. У тебя соображения есть?