Но Кторов уже не слышал его. Опрокинувшись на спину, он смотрел на звезды, вдруг высыпавшие над морем. Ветер куда-то угнал облака, и яркие звезды щедро усеяли черноту небес, словно торопились показать уходящему человеку свет. И в последние минуты своей жизни авантюрист и разведчик Антон Георгиевич Кторов думал о том, почему звезд не видно днем, ведь это так здорово — видеть их свет. Последней ему пришла в голову мысль о том, что все происходит правильно: звезды во тьме — это символы света. Но если бы они стали видны днем, то смотрелись бы черными точками, а разве нужны человеку символы вечной тьмы?
Глава девятая
Бокий размышлял.
Он ходил по квартире, нервно заложив руки за спину. Произошедшее в Лукоморске ему не нравилось, вернее, не нравилось ему, как все это изложил чекист, прибывший оттуда во исполнение посмертного распоряжения Кторова. Получалось, что никаких бумаг о материалах, необходимых для изготовления Голема, не сохранилось, единственный экземпляр затонул при нападении банды местного атамана, и даже секрет оживления этого странного существа канул в небытие со смертью Кторова. Остались лишь устные рассказы, которые могли пригодиться разве что писателю, взявшемуся за фантастический роман. Такому, как Беляев или Герберт Уэллс. В это верилось с трудом, но проверить правдивость сообщения было невозможно. Погибли все, кто мог что-то рассказать, даже начальник тамошней ВЧК, вдруг вздумавший заняться плаванием. А все остальное не представляло никакого интереса: немец, оставшийся в Лукоморске после бегства оккупационного отряда, который, судя по всему, сошел с ума и пытался приманить несуществующую птицу Феникс, водолазы, выползающие из воды в полдень, символизируя тем самым водное бессмертие. Все это было чепухой, не заслуживающей внимания.
А вот Голем оказался правдой.
Бокий искренне сожалел, что все получилось именно так, но еще больше он жалел о потере Антона Кторова. В разведке всегда не хватает толковых умных людей, и найти замену Кторову было сложно, очень сложно. Он вспомнил приехавшего чекиста и на секунду задумался, не попробовать ли в деле его, но тут же отказался от этой мысли — простоват был лукоморский чекист, такому за бандитами гоняться да белобандитов в чистом поле рубить. И Блюмкин… Своенравный и нахальный Яков Блюмкин тоже был далеко. Талант и наглец, если его постоянно не одергивать и не приводить в чувство, плохо кончит.
А дел много: надо работать с Александром Романовичем Беляевым, имелась у Бокия информация об интересных контактах этого человека с тайными изобретателями и адептами древних знаний. Надо было — кровь из носу! — организовать командировку Барченко на Кольский полуостров для проверки информации о наличии там древних городов проариев, обладавших теперь, быть может, навсегда утраченными знаниями о природе. И «меречение» представлялось Глебу крайне любопытным явлением, которое обязательно надо было тщательно изучить. А еще надо было выяснить, кто и чем сбил в девятьсот восьмом тунгусский метеорит. Была у Бокия информация, что удар по нему был нанесен неизвестным оружием с земли. И Тибет… Туда тоже надо было организовывать экспедицию. Далеко и дорого, но надо. К Фридриху Павловичу Гроссу требовалось приглядеться внимательнее, не зря же его под опеку взял сам Феликс Эдмундович. И сообщения поступали последнее время любопытные, на проверку их уже были нацелены Староверов, Тоцкий и Лебедев.
Дел много, вот времени…
В этот раз Бокий долго медитировал, загадав мысль, которой всегда сторонился. Сегодня он спросил себя, а доживет ли он сам до победы мировой революции. Глупо, но он не смог удержаться от этой крамольной мысли. На нее напрашивался явный ответ, но сегодня Глеб Бокий решился его проверить. Закончив медитировать, он открыл глаза и посмотрел на сосуд. Нехорошие предчувствия его не обманули. Большой фаллос подлез под указательный, и торчал оттуда бледной дулей. Дряблые фаллосы зловещей пятерни собрались в неуклюжий, но оттого не менее издевательский кукиш.
Павел Гнатюк сидел в трактире на Хитровом рынке.
Вокруг крутился самый разнообразный люд подозрительного и странного вида, но Павел старался не проявлять любопытства. Место было такое, что за лишний косой взгляд любого могли, не задумываясь, поставить на перо. Доклад Бокию он сделал. Худой чекист с худощавым лицом и глубоко запавшими глазами не произвел на него особого впечатления. Обыкновенная белая кость с голубой дворянской кровью, только перекрашенная или перекрасившаяся. И чересчур серьезен. Человек должен иногда улыбаться, а этот Бокий, наверное, уже забыл, когда улыбался в последний раз. Но Павел его понимал: на серьезном месте сидит человек, порой с чертовщиной дело имеет. На таком месте сидеть трудно, а усидеть еще труднее.
Он закончил есть, вытер и перекрестил рот. Не потому, что верил, просто от привычек, приобретенных в детстве, избавиться трудно. Отодвинул тарелки, посмотрел на половых и выбрал самого нахального, самого жуликоватого на вид. Поманил его к себе:
— Чего изволите? — склонился тот.