Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Овцы и бараны паслись рядом с коровами на лугу, сторожевой пес Абай охранял их и пригонял домой, когда приходило время. Дочки бегали по лугу и ловили бабочек, потом засушивали на иголках, чтобы сделать красивые альбомы для школы, в которую им предстояло вернуться осенью. Иногда они воровали бабочек друг у друга, ведь каждой хотелось, чтобы ее альбом был лучше и красивей. Эльза мирила их, а Салауддин от скуки ремонтировал кошару и сарай для сена, которое уже ровными валками подсыхало на лугу.

Иногда ночами прилетал зеленый человечек.

Заслышав знакомое жужжание, Салауддин ставил на электроплитку видавший виды чайник и делал заварку, добавляя в черный байховый чай луговые душистые травы, и лепестки дикой розы, и синие цветки, названия которых он не знал, но они делали чай еще ароматнее.

Он выходил на крыльцо, а зеленый человечек спускался вниз по светящейся лесенке. Они сидели на крыльце, пили вкусный чай и вели бесконечные, но увлекательные разговоры о мире.

— Давно вы здесь? — поинтересовался однажды Салауддин.

— Давно, — сказал зеленокожий пришелец.

— А людям почему не показываетесь?

— Инструкции запрещают.

— Но я-то вас вижу, разговариваем вот с тобой, — настаивал Салауддин.

— Ну, во-первых, ты вроде бы и знакомый, — степенно и рассудительно ответил пришелец. — А потом, ты ведь уединенно живешь, будешь рассказывать — не поверят. Уж такие вы существа, люди. Глазам своим верите, а чужим рассказам нет.

Они молча пили горячий душистый чай. Обычно начинал пришелец.

— Неправильно вы живете, — говорил человечек, запуская в бокал плоский нос. — У вас такой красивый мир, а вы совсем не видите этой красоты. Вот возьми этот напиток. У нас такого напитка нет.

— Я понимаю, — сказал Салауддин. — Не зря же вы здесь летаете. Разведка, да?

— Изучение, — возражал человечек и тянулся за чайником, чтобы долить себе в бокал. — Разведка — это когда готовятся к бою, а мы воевать не хотим, мы только изучаем.

Салауддин смотрел телевизор и газеты внимательно читал, поэтому ему было что возразить пришельцу.

— Коров в Техасе зачем порезали? — спрашивал он. — Зачем животных мучаете? Некрасиво!

— Виновные уже наказаны, — туманно объяснял зеленый человечек. — Твоих-то коров и овец никто не трогает!

— Только попробовали бы тронуть, — злился Салауддин. — Только попробовали бы! Не посмотрел бы, что гости!

— Сам ведь их порежешь, — фыркал чаем пришелец. — Ведь порежешь? Честно скажи — порежешь?

— Когда срок придет, — сказал Салауддин. — Вы режете для любопытства, а мы — чтобы жить.

— Вот и я говорю, что неправильно вы живете, — снова захлебывался чаем зеленокожий собеседник. — Для животных вы время отводите, а друг друга режете в любое время года, независимо от возраста. Да не просто режете, еще и бомбами кидаете, вон сколько оружия придумали, чтобы друг друга извести!

— Мы же не просто так воюем, — терпеливо объяснял Салауддин. — Если не права чьи-то защищаем, то уж свободу обязательно.

Зеленокожий пришелец фыркал, разбрызгивая чай.

— Разве у трупов бывают права? — насмешливо спрашивал он. — Или свобода что-нибудь даст мертвым? Мертвые и так свободны, у них нет долгов и обязательств, которые всегда бывают у живых. Вот ты считаешь себя свободным, так? Но разве у тебя нет обязательств перед твоими детьми, перед твоей женой, наконец, перед твоими баранами и овцами, перед твоим верным псом Абаем? Разве ты им ничего не должен?

Салауддин пил чай и молчал. Вообще-то он и сам думал так, но согласиться с чужаком ему мешала гордость и горская честь.

Потом пришелец улетал.

Салауддин уходил в дом, ложился рядом со спокойно дышащей женой и долго лежал, раздумывая над тем, что дает людям свобода, почему они отвергают старые обязательства и долги, чтобы обязательно повесить себе на шею новые, и куда более тяжкие.

6

В первых числах августа приехал двоюродный брат Салауддина Шахрат.

Они обнялись и поцеловались, хотя двоюродный брат Салауддина недолюбливал и не мог простить ему жизни в России. Он был сильно верующим и мечтал о шариатской республике от Каспийского до Черного моря, а ставропольского и краснодарского казачества вообще не признавал и считал их захватчиками, загнавшими свободных нохчей и вайнахов в горы к бедным саклям и козьему сыру. Что касается русских, то Шахрат их ненавидел, начиная с царя и генерала Ермолова. Шамиля он считал несчастным пленником, который своим пленом дал многострадальному Кавказу мир, хотя, по мнению Шахрата, лучше бы этого мира не было, и лучше смерть за ваххабизм и шариат, чем жизнь в одном городе с русскими. Даже непонятно было, как он с такими взглядами благополучно доехал до Ленинского района Царицынской области, но еще непонятнее было то, что в молодости Шахрат Закраев был комсомольцем и даже возглавлял райком ВЛКСМ в Урус-Мартановском районе бывшей Чечни, а ныне свободной Республики Ичкерия.

— Хорошо живешь, — сказал Шахрат, умело выдавливая темными пальцами из почетного бараньего черепа, который еще дымился, белые глаза. — Устроился не хуже Хасбулатова, хоть тот и не в пример богаче тебя. Где дети?