И сразу было ясно, что спрашивает он не о бегающих по двору девочках, а о сыновьях, которые так и не приехали в Чечню, чтобы сложить свои головы за Аллаха и шариат.
— У Самеда в Москве, — неохотно сказал Салауддин и, чтобы Шахрат понял правильно, пояснил: — Экономистами будут!
— Это хорошо, — сказал Шахрат. — Независимой шариатской республике нужно много денег. Я доложу.
Он облизал пальцы, вытер их о полотенце, которое терпеливо держала Эльза, и кивнул в знак того, что она может уйти.
— Твой отец, — сказал он. — Я знаю, ты давно не видел его. Но он стар и он плох, Салауддин. Ты не поехал жить в горы, тебе больше понравилось жить в России, рядом с этими хамами и алкоголиками. Отец не осуждает тебя. Но он болен, и он хочет попрощаться.
7
— Не езди, — попросила Эльза. — Не езди, Салауддин. Опасно ведь, посмотри телевизор — каждый день стреляют. Девочки еще маленькие, не езди, Салауддин.
И смотрела сухими скорбными глазами так, словно не на кухне они сидели, а стояла Эльза у маленькой свежей могилки, над которой уже устанавливали громыхающий железный памятник с полумесяцем наверху.
— Видно будет, — сказал Салауддин, и Эльза по непреклонности тона мужа поняла, что поедет он обязательно. Да и как не поехать, если отец наказал? Уж если Салауддину уже под пятьдесят, то отец его, Шакро, вторую половину восьмого десятка разменял. Если ему захотелось увидеть сына, с которым он последние годы обменивался только коротенькими, написанными корявым почерком письмами, то это его, отцовское право, которое ее Салауддин никогда не посмеет нарушить, пусть все горы превратятся в Ад, пусть идти придется по бритве моста Сират — все равно Салауддин поедет и пройдет по этой бритве, как бы ему ни мешали. Такие уж они были, Баймировы!
Эльза вздохнула и, оставив мужа наедине с его мрачными мыслями, пошла на двор, где нетерпеливо гоготали гуси и трясли своими гребнями индоутки.
Заботы не отменяют вечерних чаепитий, а тут еще и Шахрат уехал в Царицын по своим или дудаевским делам, ведь приехал он с диаспорой разговаривать как личный представитель Дудаева, и это значило, что ему было о чем говорить. Живущие в области чабаны родственников принимали охотно, знали, что несладко в горах, особенно если там сплошные зачистки идут, а вот в финансовом плане борцам за независимость помогать не желали, да и детей своих на войну старались не отдавать. Туда ведь и с Царицынской области федералы призывников отправляли, возьмет ребенок в руки автомат, как потом соседу в глаза смотреть, у которого цинковый гроб и плач на всю улицу?
Вечером Салауддин Баймиров еще только заваривал чай, а пришелец уже топтался у крыльца. На что Салауддин был озабоченным, но пришелец казался еще более хмурым. Заботы у него были, большие заботы, хотя, казалось бы, какие заботы могут быть у порхающей в небесах птички, у ангела небесного, который если кому и подчиняется, то никак не меньше чем Джабраилу или Мусе.
— Поедешь? — после первого бокала чая спросил зеленокожий.
Теперь он смотрел на Салауддина с какой-то надеждой, глаза у него, и без того бездонные, совсем темными стали, а маленького плоского носа и видно не было.
— Конечно, поеду, — сказал Салауддин, хотя еще утром пришел к противоположному выводу и никуда не собирался. Но одно дело — решить что-то для себя, и совсем другое — показать чужаку, что ни во что свой сыновний долг не ставишь.
— Это хорошо, — удовлетворенно сказал пришелец. — Это очень хорошо. Поможешь?
— Случилось что-нибудь? — спросил Баймиров, сомневаясь, что в этом чужом и непонятном ему мире он сможет чем-то помочь пришельцу. В этом мире себе и родственникам помочь невозможно было, чужой, совсем чужой стал мир!
— Друг у меня там сидит, — печально сказал зеленокожий и отставил в сторону бокал с чаем. — Он в горах цветы собирал, ну, его местные и прихватили. Сначала по горам таскали, а потом старику, что в горном ауле живет, отдали. Вдруг родственники найдутся, и старику с выкупом повезет. Вот она, ваша свобода. Свобода в клетки сажать и торговать людьми, словно вы все рабовладельцы! — и заискивающе добавил: — Ты бы поговорил там, Салауддин, насчет него.
Он подумал немного и добавил:
— Хочешь, мы тебя прямо на место подбросим? Тут ведь недалеко, всего полчаса лету.
Может быть, оно и так, но Салауддин Баймиров считал, что поездом будет надежнее.
8
Поезд из Царицына в Чечню едет долго.
Можно ехать через Ростовскую область и Ставропольский край. Но там в воздухе витает запах смерти, люди злы и смотрят на национальность пассажира почти так же, как смотрели в свое время в южных штатах Северной Америки на цвет кожи. И с этим ничего нельзя поделать — война. Она накладывает свой отпечаток на происходящее вокруг. Однако можно было ехать и другим путем — через Астрахань и дальше через Черные земли и Ногайскую степь, а сойти в Гудермесе. Дальше Салауддин не загадывал. Поэтому и поехал так.