Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Вернувшись в купе, он забрался на свою полку и лег.

Не то чтобы ему было жалко денег, хотя и их Салауддин лучше бы отправил в Москву детям, но плохо было на душе у Баймирова. Нельзя так поступать, не по закону поступали милиционеры, в Царицыне милиционеры никогда с него не брали деньги, хотя и видели, что он вайнах. Хотя, с другой стороны, все дело, наверное, в том, что ближе к войне люди становятся злее и бесцеремоннее. И нечестнее.

Придя к такому заключению, Салауддин перевернулся на спину и стал смотреть на тусклый огонек светильника, помаргивающий в такт перестуку колес.

На нижних полках слышалась возня, позвякивание стаканов и пьяное бормотание будущих горных орлов президента Дудаева.

— Бля буду, — доказывал татарин Азамат. — Я на стрельбище все упражнения на «отлично» выбивал. Меня точно к этим самым «белым колготкам» отрядят. Ну, значит, и будем сочетать приятное с полезным…

Странное дело, но после встречи с жадными милиционерами разговор двух наемников внизу Салауддин воспринимал без прежнего раздражения.

И еще он немножечко жалел, что не воспользовался предложением зеленокожего. Как он там говорил: всего полчаса лету?

9

Гудермес показался Салауддину Баймирову похожим на свалку, которую начали приводить в порядок. Среди полуразрушенных зданий лежали кучи битого кирпича, перемешанного с каким-то невообразимым тряпьем. Сломанные и лишенные ветвей деревья сухими клыками смотрели в пасмурное небо, а среди этой разрухи рядом с вокзалом, в котором не было ни одного целого стекла, из-за чего широкие окна были заделаны фанерой и грязным картоном от разорванных ящиков, шевелилась многоголосая и разноцветная толпа. В толпе продавали все. Несколько раз Салауддину по ошибке предлагали русских солдат, за которых можно получить неплохой выкуп. Салауддин отрицательно качал головой и старался быть невозмутимым. Но как можно оставаться невозмутимым там, где детское сухое питание было на вес золота, а людьми торговали, словно скотом?

Салауддин даже обрадовался, когда протолкнулся через толпу и оказался среди таких же полуразрушенных, но хотя бы пустынных домов. Около одного дома, который казался разрушенным менее других, стояли два бронетранспортера с круглыми башенками наверху, из прорезей выглядывали не то большие пулеметы, не то маленькие пушки. На подъезде дома колыхался сине-бело-красный флаг, около подъезда стояли несколько странно одетых, но вооруженных людей. У некоторых головы повязаны черными платками, кто-то в камуфляжных штанах и милицейской рубашке, другие и этих специфически служебных предметов одежды не имели, а своими спортивными костюмами с нашитыми на куртки погонами напоминали спортсменов, которых неожиданно призвали в армию, но обмундирование приказали приобрести за свой счет.

Лица у всех были явно кавказскими, и Салауддина это успокаивало и одновременно тревожило. Про боевиков он в Царицыне слышал, но то, что в Гудермесе, занятом русскими, они так спокойно будут расхаживать по улицам, Салауддин даже не предполагал.

Странно одетые люди оказались чеченской милицией.

Один из них, в спортивном костюме с погонами лейтенанта на широких плечах, дотошно проверил документы Баймирова и удивленно уставился на него:

— Дорогой, каким тебя ветром сюда занесло? Что ты делаешь так далеко от жены и дома?

Узнав о цели визита Салауддина, лейтенант помрачнел и покачал головой.

— Не знаю, что тебе и посоветовать. Бои там были недавно. Федералы Арби Бараева ловили. Арби они не поймали, но сам понимаешь, гуся щиплют, пух и перья в разные стороны летят.

Это Салауддин понимал, даже слишком хорошо понимал.

— Автобусы у нас не ходят, — наставительно сказал лейтенант. — В попутные машины садиться не рекомендую. Сам понимаешь, тут такое дело, не знаешь, к кому сядешь. А главное — вылезешь ли обратно или на горной дороге выбросят.

— Доберусь, — сказал Баймиров, забрал назад паспорт и бережно спрятал его в карман рубашки, аккуратно застегнув пуговицу на клапане.

— Один не болтайся, — сказал лейтенант. — Иди с людьми. Здесь многие с базара возвращаются. И по городу зря не броди. В лагерь заберут.

Салауддин лейтенанта в спортивном костюме послушал, но это его не спасло. В тот же день он попал в облаву.

— Понаехало козлов! — зло сказал армейский капитан, небрежно просмотрев документы Баймирова. — К отцу он едет! В спину нас стрелять он приехал! Господи, когда вся это дерьмо кончится? Мне на эти рожи уже смотреть тошно!

Вообще-то это был довольно вольный перевод капитанских слов. Действительную его речь, в которой нецензурных слов было вдвое больше обычных, Салауддин постеснялся бы воспроизвести, несмотря на то, что жил он в селе, а там нецензурный оборот был обыденным, как бутылка водки к обеду, и использовался обычно для связки слов и придания фразе красоты и крепости.

— А этого куда? — спросил небритый и загорелый солдатик в бронежилете, перетянутый «лифчиком» с оттопыривающимися карманами. Был бы солдатик без формы, его легко бы можно было принять за местного жителя с естественно вытекающими из этого негативными последствиями.