Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Нам с Востриковым досталось дежурить в ночь. А лесник, который хорошо знал местность, был у нашей группы за разводящего. С отцом Федором мы попали дежурить в паре потому, что мы оба не курили. А в ночь — по тем же самым причинам. Ночью папиросный дымок чувствуется издалека, да и огонек зажженной сигареты привлекает к себе внимание. Нет, конечно, к Черному подворью мы ходили еще засветло — присмотреть подходящее место для засады, присмотреться к горелым развалинам, заросшим буйными лопухами. Ничего загадочного в развалинах не было. Трудно было даже представить, что когда-то на площадке, примыкающей к обгрызенным ветрами скалам, стояли дома, кипела жизнь. Сохранилась водяная мельница, правда, почерневшее колесо лишилось многих лопаток и свободно крутилось, увлекаемое стремительным течением лесного ручья. Деревья вплотную обступили пепелище. И нигде не видно было даже намека на какое-то тайное капище или тайник.

Штаб оперативно-поисковой группы наши действия одобрил, а мысли, касающиеся способов передачи информации, признал интересными и обещал отработать в ближайшее время.

— Отдохните, — посоветовал Скиба мне и отцу Федору. — Время ночью медленно движется, особенно к утру.

Это мы уже и сами знали.

— Я им чаек сгондоблю, — пообещал Махов. — Хороший такой чаек, с березовыми бруньками, он ночью бодрит, и спать совершенно не хочется.

— Ты уж молчи, — сварливо сказал Скиба. — Запугал моих бойцов страшными сказками, теперь они в каждом дереве привидения видеть станут!

Вечером вновь моросил дождь, потом погода несколько устоялась, и в прорехи среди туч на землю глянули звезды.

— Это хорошо, — сказал лесник. — Светлее будет.

— Да и так не темно, — возразил я.

Над Ладогой стояли белые ночи.

Странность белых ночей отмечал только капитан Скиба. Он родом был с Украины, там таких ночей не было. Остальные были жителями области и привыкли уже к тому, что в три часа ночи с трудом, но можно читать газету, что время останавливается и вечер, подступивший к земле, длится бесконечно долго — до наступления следующего дня. Исчезает только дневная резкость, все кажется расплывчатым, приглушенным.

— Слышь, Аркадий, — сказал Востриков. — После войны, если ты на этой летчице жениться надумаешь, после ЗАГСа обязательно ко мне в церковь загляните, я вас повенчаю. Тогда уж точно на всю жизнь.

— Я же комсомолец, — сказал я. — Думаешь, кто-нибудь из райкома комсомола это венчание одобрит?

— А мы не будем афишировать, — сказал отец Федор. — Обвенчаю тебя потихоньку, кагорчиком это дело спрыснем, и все дела.

— До венчания еще дожить надо, — не согласился я.

— Доживешь, — сказал Востриков. — И все доживут. Я точно знаю, я за вас у Бога просил.

Я промолчал. У каждого своя вера, даже у того, кто не верит ни во что.

К восьми вечера мы с Востриковым начали собираться. Лесник налил нам чаю в зеленую толстостенную бутылку из-под «Советского шампанского», заботливо уложил ее в самодельный чехольчик, сделанный из рукава ватной фуфайки.

— До утра горячим останется, — пообещал он. — Я туда медку добавил.

И многообещающе подмигнул нам.

— Губы слипнутся, — сказал Скиба. — Ты лучше проводи их до места, им еще сидеть и сидеть.

В светлых сумерках все кажется фантастическим и загадочным, кусты становятся похожими на сказочных животных, деревья оживают и готовятся к прыжку, попискивающие в небе нетопыри оставляют летучие тени, и все дрожит, теряет и обретает резкость, словно неопытный киномеханик пытается и не может качественно перенести изображение из своего несовершенного аппарата на экран. Под ногами влажно чавкала почва. Резко и пронзительно в темной чаще захохотал филин, заставив всех вздрогнуть.

Дворников и Дроздов в кустах устроили уютный наблюдательный пункт, из которого просматривалось Черное подворье и прилегающие к нему скалы с участком залива, за которым просматривалась намечающаяся и кажущаяся бесконечной гладь озера. Они растянули плащ-палатку, замаскировав ее ветвями кустов, получилось нечто вроде крыши, под которой оставалось пространство для того, чтобы устроиться двоим. Вторую плащ-палатку они положили на влажную землю. Получилось довольно уютное лежбище. Когда мы сменили ребят, нижняя плащ-палатка еще хранила тепло их тел.

— Ну как? — тихо поинтересовался Востриков.

— Тихо, Феденька, — сказал Дворников. — Жутковатое место!

— Почему?

— Сам увидишь, — пообещал Дворников. — Ну, ни пуха, ни пера. А мы с Пашей пойдем.

— Перышки вам для легкости, — насмешливо посулил Востриков.

Темные тени скользнули по кустам, и мы остались одни. Наступила сонная тишина позднего вечера, когда дневные обитатели леса уже отправляются на ночлег, а ночные пока еще не заняли освободившееся жизненное пространство. Плывущая над лесом туча уронила на лес мелкий дождь, и он противно зашуршал по плащ-палатке.

Ожидание вгоняло в дремоту.

Востриков завозился рукой, извлек из чехла бутылку и сделал несколько глотков.

Молча, он сунул бутылку мне.

— Не хочу, — отказался я, пытаясь устроиться удобнее.

Бутылка продолжала тыкаться мне в ребра.

Неохотно я взял ее из рук напарника и сделал глоток.