Это работали диверсанты. А кому еще пускать особые ракеты, обозначая важнейшие оборонные объекты города? Зеленые цепочки вспыхивали над городом ночами, когда немецкая авиация прилетала бомбить город. С ракетчиками боролись, их отлавливали и по законам военного времени после недолгого следствия ставили к стенке. Но существовала одна неуловимая группа, которая вызывала особую тревогу командования. Несколько раз диверсантов преследовали, и каждый раз следы преследуемых терялись на Алексеевском кладбище, при обстоятельствах почти мистических. Один раз диверсанта загнали в склеп, милиционеры видели, как он туда нырнул, однако склеп оказался пустым. Второй раз работники НКВД преследовали диверсанта до свежей могилы, а когда после недолгого выжидания осторожно подошли к могиле и заглянули в нее, яма оказалась пустой, хотя деться диверсанту было просто некуда. Ну еще выяснились некоторые нюансы, в которое высокое начальство не хотело верить по причине того, что стояло оно на сугубо материалистических позициях и в мистику не верило. Тем не менее разговоры, очевидно, имели место, поэтому было решено задействовать наше особое подразделение. Начальство действовало по принципу: прикажу — сделают, глядишь, оно все и объяснится. В чудеса, конечно, никто из начальства не верил, там сидели сплошные материалисты, но ведь как оно бывает — в глубине души самого грубого материалиста порой живет во всем сомневающийся идеалист. Мы были тем самым инструментом, который должен был примирить материалистические и идеалистические струнки в начальствующих душах и дать ответ на вопрос — что, в конце концов, происходит?
Кладбище мы облазили досконально.
Там были еще старые дореволюционные захоронения — пузатые, как лабазы, купеческие памятники, гранитные плиты с выбитыми профилями давно канувших в Лету актеров, склепы каких-то графов, князей, егермейстеров, корнетов и полковников, порой даже встречались могилы генералов. Революционный гнев трудящихся и здесь их не оставил — многие памятники, особенно статуи генералов, были повержены на землю. У мраморных фигур отбиты носы и погоны, бронзовые казались ущербными из-за многочисленных оспин, оставленных не менее чем ломами. Здесь пролетариат потрудился на славу, а общую картину разрушения дополнили разрывы случайных снарядов и авиабомб, залетающих в эту скорбную обитель во время обстрелов и бомбежек города.
Нам показали склеп графа Кляйнмихеля, в котором по наблюдениям сотрудников милиции скрылся ракетчик. Склеп был просторным, с двумя надгробиями и мраморным столиком, рядом с которым белели мраморные же скамейки. Под скамейкой лежало несколько бумажных комочков. Развернув их, мы обнаружили, что брошенные комочки являются обертками от упаковок свиного сала, неизменно входящих в рацион диверсантов, которых забрасывали в советский тыл. Наличие оберток указывало на то, что здесь и в самом деле какое-то время находилось фашистское логово. Мы обшарили склеп, но больше ни черта не нашли. Мы даже заглянули в гробницы, сдвинув для того тяжелые плиты, накрывающие их. Гробницы были пусты. И нигде даже намека на какие-то приспособления, благодаря которым можно было бы открыть какой-то вход в тайное убежище.
— Пустой номер, — сказал Скиба. — Если здесь кто-то и был, то теперь его нет. Только ноги бьем.
— Как же! — возразил приданный нам работник уголовного розыска, в обслуживании которого находилась территория кладбища и прилегающего района. — Вчера опять ракеты пускали. А ушли гады опять же в сторону кладбища. Призраки, мать их!
— Найдем мы твоих призраков, — сказал Дворников. — Дай только срок.
— Вчера опять склад разбомбили, — устало сказал оперативник. — Вот времени у нас как раз и нет.
— Так что ж теперь — кидаться на всех, кто у кладбища обретается? — удивился Дворников. — Надо работать. Все сразу никак не получится.
— Пробовали… Леденцы будете? — спросил оперативник и протянул бумажный кулечек с темными полупрозрачными конфетами.
— Откуда такая роскошь?
— Есть тут один мужик, — сказал оперативник. — Беззубов ему фамилия. У него не голова, а Дом Советов, ей-богу! Помните, Бадмаевские склады сожгли? Там сахар поплавился, с землей и песком смешался. Десятки тонн сладкой земли! А он придумал эту землю на кондитерской фабрике перерабатывать. Он там до войны главным инженером работал. Ну и стали из сладкой земли карамель изготавливать. Ничего, чем-то по вкусу ландринчики напоминает.
— Досталось вам тут, — сказал Дворников и вздохнул.
— Библиотеку жалко, — вздохнул милиционер. — У моего отца библиотека была отличная. В зиму все спалили. Сначала ерунду разную, не особо ценную, а к февралю уже собрание сочинений Толстого. Такое издание было! Серо-зеленая обложка, а в углу каждой медальончик вклеен металлический. Только эти медальончики и остались…
— Книги новые выпустят, — не поднимая головы, сказал Востриков. — Людей обратно к жизни не вернешь!