Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

— Кого-кого? — поинтересовался Скиба.

— Тамерлана, — почему-то шепотом сказал Авруцкий. — К войне готовились, ну, кто-то из историков и сообщил, что в могиле Великого Хромца воинственный дух войны заключен. Сразу же туда экспедицию от Академии наук направили. Ладно, ребята, заканчиваем этот разговор, вам лишние знания ни к чему, а мне и вспоминать тошно.

Он встал, прошелся по ставшему склепом подвалу, почти любовно похлопал ладонью по верхнему гробу. В подвале пахло тленом и свежей землей.

— Пока там догадаются серебро применить, — сказал Авруцкий, — эти ребятки там наворочают, никому мало не покажется.

Честно говоря, я даже представлять не хотел, на что упыри способны. Об упырях я в основном знал по повестушке Алексея Константиновича Толстого, она до войны печаталась в сборнике романтических повестей, хотя лично я в ней никакой романтики не увидел. Хороша романтика, когда тебя упыри по ночам гоняют! Я бы от такой романтики бежал сломя голову!

Только, сами знаете, человек предполагает, а располагают всегда где-то там, наверху.

Не знаю, что там, но чаще всего так оно и бываешь — целишь в лоб, а получаешь… Плохо все это кончилось. Я это заранее чувствовал, а отец Федор, так тот убежден был, что ничего хорошего из этой затеи выйти не может.

Тут, правда, москвич своего добавил. С какого-то дня начал ходить хмурый, сосредоточенный, все думал о чем-то. Он и в прежнем состоянии весельем и задором не отличался, а тут таким красавцем стал, прямо хоть в гроб его клади заместо наших клиентов. Я их сам не видел, но думаю, он не намного от них разнился.

Мы-то сами тогда в часовне жили, аккурат над подвальчиком этим страшненьким. Один раз выхожу из комнаты, которую мы под казарму приспособили, а этот самый Авруцкий стоит белый, как потолок выбеленный, глаза закатились — одни белки и рот темной ямой полуоткрыт.

Я его спрашиваю:

— Что с вами, товарищ старший майор? Вам плохо?

А он руками по стене шарит и бормочет:

— Здесь он, здесь… Чувствую я его. Только нащупать не могу! Душит он меня, лейтенант, душит, отожрался, падла, а «Аненэрбе»!

Оклемался немного, я ему плечо подставил, он дошел до нар, которые мы в комнатке сгондобили, спрашивает:

— Какой сегодня день?

— Четверг, говорю, двенадцатое число.

— А это, — говорит Авруцкий, — плохо, очень плохо. Ты даже не представляешь, лейтенант, как все плохо!

Я, понятное дело, ему под козырек, а сам капитана нашего нашел и все ему доложил. Капитан Скиба не первый день нами командовал, он-то хорошо знал, что лучше, как говорится, перебдеть, чем недобдеть. Он сразу же о цинке с серебряными пулями, что нам когда-то по спецуказанию выдали, вспомнил. Мы ведь этих патронов совсем немного потратили — когда «черный мешок» в окружении встретили и когда обезвреживали монстра зубастого из артвооружения. По каждому случаю рапортами отсчитывались. Но тут случай был особый, тут-то мы уже знали, с чем дело имели, капитан и приказал нам всем по кругляшу серебром набить, да и обоймы к нашим ТТ этими пулями снарядить.

А ночью все и началось.

До сих пор вспоминать не хочется о том, что случилось.

Если бы не отец Федор, мы бы все в этой часовенке легли.

Где-то ближе к полуночи беспокойно спавший Авруцкий вдруг поднялся, с грохотом обрушив импровизированный стол, который мы соорудили из двух табуретов и широкой доски. Электричества давно не было, поэтому тьма окружала нас, пока Дворников не зажег лампу из гильзы авиационной пушки. Он ее как-то хитро усовершенствовал, поэтому она могла гореть почти всю ночь, при этом керосину расходовалось совсем мало.

Свет был тусклым, в мерцающих сполохах лампы лицо старшего майора казалось жутким, особенно впечатлял оскал — как у лишенного плоти черепа. На стене плясала его тень, не могу поклясться, но в том момент она показалась мне нечеловеческой. Впрочем, возможно, так оно и было.

— Здесь он! — хрипло сказал Авруцкий. — Бегите, хлопцы! Бегите!

В первый момент его предложение показалось нам странным. К тому времени мы уже столько на своей шкуре испытали, в таких переделках побывали, что бежать непонятно от чего казалось нам унизительным и просто глупым. К тому же мы искренне полагали, что крестики, которыми нас в свое время настоятельно снабдил отец Федор, и серебряные пули в магазинах наших пистолетов служат надежной защитой от любой нечисти.

И тут ахнула дверь!

Распахнулась, скрипя петлями, а снаружи такой стужей повеяло, словно не конец августа стоял, а февраль со всеми морозами и непогодой!

Старшего майора словно пополам переломило, лампа Сергея Семеновича погасла и тут же вспыхнула, но каким-то странным светом — голубым и пронзительным. И сразу заметались по стенам тени, словно кто-то боролся, яростно хрипя, кусаясь, вскидываясь в оскале.

Не растерялся только Дворников. Из угла, где он расположился на ночлег, полыхнула длинными языками пламени очередь, но тут же загасла. Кто из ППШ стрелял, знает, что у дисков пружина слабая и потому очередной патрон часто заклинивает. И все-таки этой очереди оказалось достаточно, чтобы на полу кто-то взвыл, захрипел, забился.