Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

— Бегите! — с пола провыл даже, а не прокричал старший майор.

Ничего не помню, только пришел я в себя, когда мы все четверо оказались снаружи. Скиба, скалясь, пытался припереть дверь в часовню ломом, который с вечера оставили могильщики. Изнутри что-то рвалось на свободу, языки странного холодного пламени вырывались наружу, кто-то выл, повторяя глухим страшным голосом какие-то фразы на непонятном языке.

А потом показалась лапа.

Страшная, черная, когтистая — она пыталась схватить кого-нибудь из нас или вырвать лом у капитана.

— Пятница, — заорал Скиба. — Тринадцатое!

Потом вроде картинок все: Паша Дроздов лупит через дверь из автомата, Скиба орет и отмахивается от черной лапы, она его все-таки цепляет, и капитан падает, я тоже вроде стреляю и ору при этом что-то, а потом в уши врывается тонкий пронзительный крик отца Федора:

— Отойдите, дураки! Да отойдите же!

Странное дело, но мы его послушали, хотя дверь уже на честном слове держалась, грозила вот-вот рухнуть.

Востриков размахнулся и швырнул в образовавшуюся щель что-то блеснувшее в языках пламени. В часовне послышался звон стекла, на секунду там все стихло, а потом часовня полыхнула, словно ее от крестика до основания бензином щедро полили! Полыхало так, что от жара лопались стекла. А потом послышался глухой рев, земля вокруг часовни начала вспучиваться черными волдырями.

И они полезли наружу.

Те, которые в гробах от солнца и людей прятались. Надо сказать, страшное было зрелище. Вы когда-нибудь живых покойников видели? Ну и я не видел, пока не столкнулись. Дальше-то что? Только стрелять. Мы и делали это. Вы когда-нибудь видели, как пуля вонзается в мертвое тело? Лично я видел это и не раз. А в мертвое тело, готовое проснуться? Серебряная пуля. И что еще?

Так вот, представить себе все это трудно, если где-то из ямы голова показывается, тем паче в нее пуля попадает, сразу вспышка, вопль дикий, а потом яма сразу зарастает и пламя голубое горит, а над всем этим вопли удовлетворенные Дворникова и Дроздова:

— Ну! Ну, суки, получили?!

А потом вдруг огонь оранжевый на все кладбище и крик нечеловеческий. Вы это слышали?

И черный Авруцкий встает.

— Бегите, дураки! Бегите! Бегите!

Мы бы и побежали, только куда?

И я не знаю, сколько мы таким манером отбивались, только ведь белые ночи еще не кончились, а тут — странное дело! — над нами вдруг заполыхало, как радуга, что бы вы ни говорили, но на северное сияние это было совсем не похоже.

И тут противная сторона словно заторопилась, словно она верх взять хотела, воздух вокруг нас сразу нагрелся, а уж крестик у меня на груди, словно кусочком жгучего солнца стал. В последнюю секунду я уловил призрачную фигуру, что рвалась из-за двери, полоснул по ней огнем, закричал торжествующе, и тут меня самого накрыло.

Лучше бы и в себя не приходить.

— Паша! Паша! — сказал Дворников. — Что там у нас? Что?

Глава тридцатая Приказано — забыть

Что патроны кончились, я не сразу это заметил, просто автомат поперхнулся в очередной раз и замолк. У меня только пистолет и остался, только я не сразу понял, что это последнее, что у меня есть. Наверное, патроны и у других кончились, потому что стрельба как-то резко оборвалась. И это значило, что нам точно не выбраться.

Я в Бога никогда не верил, но коли рядом живые трупы, по которым мы серебряными пулями лупили! Как в это не поверить?

Очередной черный гриб встал у меня под ногами и я, не целясь, выстрелил вниз.

А часовня уже догорала, причем горела она странно — оплывала вниз, как восковая свеча, и что-то ухало, визжало, яростно билось внутри, а потом вдруг все стихло, и сразу же прекратилось шевеление земли, и вроде бы темнее вокруг стало. Некоторое время еще по кладбищу бродили чадящие головешки, теряя свои части, когда цеплялись за надгробия и кресты.

Сергей Семенович сидел на земле, привалившись спиной к мраморному надгробью, а над ним хлопотал Дроздов. И молился отец Федор.

Не знаю, что он там за молитву читал, только его заунывный голос слышался над затихшим кладбищем и как-то успокаивал, через некоторое время казалось, что все эти ужасы не с нами произошли, и вообще, ничего жуткого на кладбище не случилось, так — морок, видимость.

Если бы не капитан Скиба.

Он лежал около догорающей часовни, лицо его оставалось яростным, даже злым.

А ведь он нас этим ломом всех спас. Он и отец Федор. Я вдруг вспомнил, как мы отпускали шуточки по поводу запасов, хранившихся до поры до времени в его сидоре, и мне стало стыдно.

Думали — блажь поповская, а вот пригодились.

А тут ребятишки комиссара Курбаткина подтянулись. Только воевать им уже не с кем было. Зрелище им досталось жутковатое, а работа совсем уж неаппетитная.

На следующий день во второй половине дня из Москвы прилетел старший майор Серебрянский. Лысый такой, с впавшими щеками аскета и пронзительным взглядом, который было трудно перенести. Говорят, его до войны посадили, даже вроде расстрелять хотели, а с началом войны, когда Родина в опытных диверсантах нуждаться стала, выпустили и чуть ли не главным по организации диверсий в немецком тылу сделали.