Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Рванули в небесах разноцветные шутихи, завизжали пронзительно и восторженно девки, зашумела многоголосьем толпа. Ах, как рвались над площадью шутихи! Рассыпались искрами, как раскаленный металл, который усердно кузнец обрабатывать начал, блистали изумрудными и рубиновыми искрами, вспухали белой пивной пеной, расползались желтыми огнями, захватывая небосвод и затемняя светом своим Луну. Толпа так восторженно воспринимала каждую шутиху, что китаец в желтом шелковом одеянии, стоявший у княжьего терема со смиренно сложенными ладонями, инно и глазом пошире стал, и улыбка довольная на лице заиграла. Доволен был чайнец, что его искусство так принималось людом.

И вновь возобновилось веселье, замелькали лица, рубахи да юбки, со-пилкам вторили балалайки, балалайкам кимвалы, кимвалам трубы, а оброненный трубами мотив вновь подхватывали сопилки, которым вторили пастушечьи грудки. Гудело веселье, и места в нем не было бубнилам с отвисшими губами, важдам брехливым, что сеять привыкли раздоры, праздник был, хоть и будень едва отошел. Известное дело, если захочется, то и будень праздником станет. И вот уже китаец вошел в круг и принялся отплясывать, неловко махая руками и толстыми ногами выделывая неуклюжие коленца, все не так и вроде бы вместе с тем все к месту. Да что я старание тщусь проявить, тут и брахиограф великий не успел бы с пером действо описывать!

А в самый разгар веселья вдруг взревели трубы, заставляя всех разом смолкнуть.

Где-то в южной стороне грозно заворчало, загрохотало, красно-желтое пламя блеснуло, и в сгущающихся сумраках стало видно, как медленно и неотвратимо поднимается к небесам змей огненный, ревет натужно, покоряя воздушное пространство, страшной темной тенью нависая над землей, и вот уже и не видно его стало, только шесть красных глаз с высоты на землю смотрели, но вот и они слились в единое око, а там и вовсе исчезло все, только длинный белый стежок небеса прорезал.

Толпа взревела ликующе и тревожно, смолкла растерянно, а потом вдруг стало слышно, как кричит все больше и больше людей:

— Доб-ры-ня! Доб-ры-ня!

А в высоте вдруг сверкнуло и поплыла над землей малая желтая звездочка, которая, если внимательнее приглядеться, и не точкой вовсе была, а как бы запятой или скобочкой, освещенной со стороны уже севшего солнца.

И замолкли все, вслушиваясь.

Многие говорили, что слышат, что плывущая звездочка играет, каждый свой вариант мелодии предлагал, только ближний боярин улыбался в бороду и отрицательно мотал головой, щурился и каждому незадачливому отгадчику говорил:

— Не гадай! Не гадай! Слушай сферы!

А награду получил пастух, прибежавший поутру, чтобы рассказать князю и его челяди о чуде небесном, что наблюдал он, коней выпасая в ночном.

Плыла по небу звездочка, и дивная музыка слышалась с неба — божественные колокольцы звенели, и если прислушаться, вызванивали они явственно «Могучею Русью я в Небо запущен», именно так, и других слов к той мелодии просто не подобрать….

Повезло человеку! Многие досадовали, что под утро не вышли в чистое поле. Известно же, что по утрам все куда лучше слышится — шепот человеческий за сто шагов услыхать можно! Повезло немытехе! Сколько добра в одни руки досталось, можно и пастушество оставить, в служки, скажем, податься или еще хлеще — команду над дворовыми мужиками в богатом доме получить.

Да и жениться можно — хозяйство сей шаг дозволяет.

8

Событие — факт исторический, ежели оно отражено в летописях.

А если в летописях будет отражено для тебя непотребное? Как с таким обстоятельством смириться? Розмысл с оным оборотом мириться не хотел.

— Значит, Добрыней прирученного? — с издевкой спросил он.

Бранник смущенно улыбнулся.

— Ты не серчай, — сказал он. — Надо ж было как-то народу сообщить? Ну, представь, сказали бы крикуны, что в княжестве нашем руками человеческими огненный змей создан. И что тогда? Соседи бы сразу войной двинулись, быстро бы сообразили, что нельзя нам времени давать. И народ бы не уразумел. Стали бы людишки говорить, так вот куда князь Землемил деньги оброчные тратит? Зачем народ волновать, зачем его будоражить?

— Сам придумал или подсказал кто? — желчно сощурился розмысл. — Не понимал, что тем самым меня доброго имени и памяти людской лишаешь?

Бранник еще пуще побагровел.

— Да что я? — нервно вскричал он. — Добрыню крайним не надо делать, Добрыня к тебе всегда со всей душой. Ближник это князя нашего по кресту, он и предложил, боярин Челомбей!

— Ах, Челомбей! — взъерепенился розмысл и хлопнул ладонью по столу. Только посуда в стороны разлетелась. — Знаешь, где я его видел, ближника княжьего?

— Серьга! Серьга! — встревоженно зашевелился на противоположной стороне стола Янгель.

— Да что Серьга! — грохнул розмысл кулаком по столу. — Как липку обдирают, каты поганые!

— Ты со словами-то поосторожней, — выпрямился бранник.

— Поздно уж осторожничать! — вскричал розмысл. — Сапогов лишили, кафтан с рубашкой с голого тела сняли, теперь к штанам тянетесь? Да вот вам всем, — и показал недвусмысленно, что получит князь со своим ближником, Добрыня, бояре и их родственники до седьмого колена.