Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

— Самое непосредственное, Володинька, самое непосредственное! Человеческий опыт хранится не только в учебниках и научных трудах, он порой сохраняется в мифах, да, да — в мифах! Что говорится о смерти? Считают, что после смерти девять дней душа, под которой я понимаю чистую информационную сущность, находится рядом с телом. Затем она осваивается с бесплотным, то есть информационным, состоянием и начинает посещать места, которые ей были дороги при жизни. И только после сорока дней информационная сущность исчезает. Но исчезает ли?

Размышления его вслух прервал обиженный шелест листвы под начавшимся дождем.

— Хороший знак! — довольно сказал Бонифатий Савельевич и долил себе чаю.

Зазвонил телефон. Угрюмов поднял трубку, послушал и сказал:

— Это вас, Володинька!

В трубке забился знакомый голос Бурыгина.

— Вовка! Слушай, Вован, я тут прикинул — этот Иванкин опыты по регенерации тела проводил! Ну, как у ящерицы — хватишь ее за хвост, она хвост откинет, а потом новый отращивает. Так и покойничек — не иначе за бессмертием охотился. Сам посуди, первый труп был обгорелым, а остальные как новенькие. Ферштеен, Вован? Как тебе гипотеза?

— Все хорошо, — сказал Земляков. — Только ты мне объясни, как покойники гроб покидают и из могилы вылазят?

— А это, Вован, уже детали, — небрежно сказал Бурыгин. — Главное, в основном разобраться, а в детали можно потом вникать.

— Ладно, — сказал Земляков. — Я подумаю. Ты извини, я сейчас занят. Кстати, а как ты меня нашел?

— А я дежурному позвонил, — сказал Бурыгин. — Он и сказал. А телефон мне на проходной дали. Там вахтер один работает, он у меня фильмы постоянно в прокате берет.

Земляков повесил трубку и насторожился. Снаружи послышались тяжелые чавкающие шаги, наружная дверь открылась, и в образовавшуюся широкую щель просунулась голова в тяжелом резиновом капюшоне.

— Ш-шли бы вы п-по домам, — недовольно сказал вахтер. — А то д-допрыгаетесь, как наш инженер. Вам-то в-все равно, а директору оп-пять неприятности!

— Иди к нам, — сказал Бонифатий Савельевич. — Чаю попьем!

Вахтер вошел, сбросил гремящий потемневший от дождя плащ.

— Х-хлеб да с-соль, — сказал он, присаживаясь к столу, и сразу же потянулся к тарелке с пирожками.

— Как там дождь? — поинтересовался Угрюмов. — Надолго?

— Об-бложной, — сказал вахтер, недоверчиво нюхая пирожок. — Н-не ко в-времени зарядил, только подсолнух собирать стали.

— Так я не понял насчет информации, — подал голос участковый Земляков.

— Потом, — недовольно сказал Бонифатий Савельевич. — Потом, Володинька. Попьем чайку и поговорим. А пока сатис вэрборум!

Это выражение Землякову было знакомо, он его в словаре, что взял в видеосалоне, встречал. «Довольно слов», — сказал Угрюмов, и Земляков покорно замолчал. Не хотел эксперт посвящать вахтера в свои потаенные мысли. Но это было его право.

— Н-нашли, кто п-покойного инженера из м-могилы все время выкапывает? — спросил вахтер.

Был он во все той же защитной гимнастерке с зелеными петлицами, на которых золотились топорики, только на этот раз на ворот гимнастерки был белый подворотничек подшит. Бокал с чаем вахтер держал двумя пальцами — большим и указательным, а мизинец с желтым длинным ногтем отставил в сторону.

— Ищем, — неопределенно сказал Земляков.

— П-плохо ищете, — заметил вахтер строго. — Общественность п-перебулгачили. Вчера опять любоп-пытствующие забор сломали, заваривать п-пришлось. М-митинги всякие. Р-распустился н-народ! Был бы жив Иосиф В-висарионович, он б-бы им пом-митинговал!

Он встал, подошел к стеклянной колбе, восхищенно окинул ее взглядом.

— Д-добрая вещь, — похлопав ладонью по крутому боку колбы, сказал вахтер. — Нужная в х-хозяйстве вещь, из т-такой бы прекрасный с-самогонный аппарат получился.

Огляделся по сторонам, пожаловался:

— При Иванкине з-здесь и д-дыхнуть нельзя б-было. Ох, въедливый м-мужик. Въедливый и б-бесстрашный.

Земляков давно уже заметил, что есть определенная категория людей, в присутствии которых любой оживленный разговор быстро увядает, настроение у присутствующих падает и появляется одно желание — чтобы этот человек побыстрее покинул компанию. Надо ли говорить, что вахтер относился именно к такой категории людей?

Владимир даже вздохнул облегченно, когда вахтер потянулся за плащом, натянул его и стал похож на фантастическое существо из фильма ужасов.

— Странный человек, — сказал участковый, проводив удаляющегося вахтера взглядом.

— Шпион Ваньки Нетребы, — сказал Бонифатий Савельевич. — Ходит, вынюхивает. А по выходным своим к Аньке-подводнице бегает. Штрилиц, мать его, думает, что про него никто ничего не знает!

— Так вы недоговорили, — сказал Земляков. — Что там на сороковой день?

— Скрижали, — сказал Угрюмов. — Скрижали хрустальные. Только скучно на них, на скрижалях-то. Особенно гению.

Глава девятнадцатая, в которой выясняется, что враг не дремлет