А куда они могли деться? Сидели на крыше соседнего здания, жрали гамбургеры и наблюдали за номером Русского и Хилькевича в бинокли. Подслушивающие устройства в номер они заложили еще ночью, а теперь с интересом слушали высказывания Ильи Константиновича.
— Ты знаешь, — сказал долговязый. — А мне этот мужик нравится. И мыслит он по-государственному. Ну, помочат они друг друга в России, а на какие шиши мы тогда жить будем?
— На наш век хватит, — флегматично сказал коренастый, сноровисто собирая снайперскую винтовку. — Кто стрелять будет — ты или я?
— Нет, братила, в словах нашего клиента что-то есть, — задумчиво высказывался вслух долговязый. — Мне куда приятнее было бы здешних мочить по заказам российских пацанов. Может, прежде чем стрелять, с Диспетчером свяжемся?
Коренастый лег и пробно прицелился в стоящего у входа в гостиницу полицейского. Оптика работала превосходно, тупая добродушная морда копа была, как на ладони, видно было, как янкесс меланхолично двигает челюстями — не иначе как жвачку жует.
— Да не буду я Диспетчеру звонить, — сказал коренастый. — Он с нас и так вычтет за кругосветку. Мы с тобой только на Таити и не были.
Однако долговязый уже принял какое-то решение. Сидя на корточках, он торопливо набирал номер спутникового телефона.
— На Таити, говоришь, не были? — загадочно спросил он. — Погоди, может, мы еще и на Таити побываем!
Русской и Хилькевич прощались в Нью-Йорке. Да что там говорить, долгие проводы — лишние слезы! Хилькевич летел в город Санкт-Петербург, чтобы отправиться на берега сурового Белого моря, а Илья Константинович отправлялся на западное побережье Америки, откуда до родимого Владивостока рукой было подать. Перед каждым расстилалась трудная дорога российского бизнеса, только дорога эта была у каждого своя.
— Ты, братан, береги себя, — прочувствованно сказал Жора. — Лучше бабки потерять, да время выиграть. Не зря же в Штатах говорят: время — деньги! В жизни выигрывает тот, кто переживает соперника. Ну что твой Краб? Обсосок спортивный. Прилетишь во Владик, не спеши. Посиди, подумай, как ему клешни обломать. Я в тебя, Константинович, верю. Ты сможешь!
Илья Константинович порывисто обнял толстяка.
— До встречи в столице, — сказал он. — Сам знаешь, Жорик, в России все дороги в столицу ведут. Я обычно в «России» останавливаюсь. Изредка меня можно найти в гостинице «Москва», там телки клевее и менты их особо не гоняют. Визитку не потерял?
— Обижаешь, братан, — улыбнулся Жора. — Я твои данные давно уже в свой компьютер занес!
Уже в самолете Илья Константинович Русской встретился глазами с долговязым парнем в спортивном костюме. Парень улыбнулся, коротко кивнул Илье Константиновичу как старому знакомому и склонился к уху своего коренастого спутника. Илья Константинович почувствовал, как тревожно екнуло сердце. Некоторое время он пытался вспомнить, откуда знает этого долговязого, но так и не вспомнил. Впрочем, мало ли россиян сейчас в Штатах себя чувствовали лучше, чем дома! Вытянув ноги, он прикрыл глаза и начал планировать, что он будет делать по прибытии в родной город. Перво-наперво, конечно, он свой заказ отменит в отношении Краба. Если успеет, конечно. Пусть Краб живет и здравствует. Если им в городе места не хватает, то на земном шарике пока еще вполне просторно. «Надо договариваться, — устало сказал себе Илья Константинович. — Иначе мы просто не выживем. Перестреляем друг друга. А потом придут другие, из-за рубежа. Те, которые договариваться научились. Неужели Краб этого не поймет? Должен, должен понять. Не дебил ведь, и не все шарики из головы ему футбольным мячом выбили!»
А «боинг» уже начал свой разбег по бетонке взлетной полосы, пения турбин почти не было слышно, и надо было думать, надо было хорошо и упорно думать, чтобы остаться в живых и сделать все, чтобы в городе наступил мир. Потому что только мир среди соотечественников Ильи Константиновича Русского мог обеспечить выход россиян на международную арену, а быть может, даже на бесконечные просторы Вселенной.
Но для этого нужно было думать еще больше.
Глава последняя, которая является прологом
Илья Константинович ворвался в ресторан, обуреваемый противоречивыми чувствами. Страх в нем боролся с всепрощенчеством, радость возвращения со вполне понятными опасениями. Швейцар из бывших работников комитета государственной безопасности приветственно отдал ему честь и уважительно сказал:
— С возвращеньицем, Илья Константинович!
Группа бизнесменов, что-то обсуждавшая меж запыленных пальм, устроила ему овацию. На шум их выскочил метрдотель ресторана Иван Акимович Полуцало, который, даже еще не узнав вошедшего, встретил его с распростертыми объятиями, а узнав, сомкнул эти объятия на спине Русского:
— Здравствуйте, здравствуйте, наш герой! Вы прямо, как Хабаров! Да что там Хабаров, Витус Беринг, однозначно!
— Краб здесь? — спросил нетерпеливо Русской, выдираясь из цепких объятий работника общепита.