Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

— В мусульманских семьях на одного главу семьи приходится от одной до ста содержанок, — пояснил свою мысль Таганцев. — Здесь мы имеем дело с обратным процессом, при котором женщина при наличии благоприятных обстоятельств при нескольких мужьях может кататься как сыр в масле.

Судаков подумал.

— Возможно, — осторожно начал он, — построить такую модель Вселенной, где женщины имеют по нескольку мужей и пользуются в семье всей полнотой власти.

— Порочная модель, — возразил ему Иван Федорович. — Во-первых, в таком обществе мужчин должно рождаться значительно больше, чем женщин, в противном случае трудно будет удовлетворить женские запросы, а во-вторых, ни одна экономика этого не выдержит.

— Ну почему же? — удивленно вскинул бородку Судаков. Видно было, что мысль ему понравилась и отказаться от нее без возражений он просто не может.

— Посудите сами, — объяснил Таганцев. — В мусульманских семьях мужчина, являясь, так сказать, властелином гарема, является духовным и экономическим лидером состоящих с ним в браке женщин. Он ограничивает их материальные запросы и таким образом поддерживает экономику общества на плаву. Но если женщина станет таким лидером! Это же страшно подумать, Степан Сергеевич, ведь отсутствие запретов повлияет на нее исключительно негативно, вы хоть раз видели женщину, которая способна на отказ от удовлетворения своих потребностей?

— Вы правы, — согласился Судаков. — Вы совершенно правы, Иван Федорович! Но знаете, меня смущают именно четыре брата-близнеца. О близнецах я уже не раз слышал. Проблемами близнецов даже немцы интересовались.

— Как же, как же, — сказал Таганцев. — Парадокс братьев-близнецов. Одного запускают в космос на сверхсветовой ракете, другой остается на Земле. В силу теории относительности время для каждого из них идет своим образом, один остается молодым, а второй безнадежно стареет! Таким образом, они перестают фактически быть биологическими близнецами. Помнится, в Питере однажды интересная история случилась…

Рассказ Таганцева об одном теле, двум мужикам принадлежащем

Есть у меня один приятель, он в дурдоме…

Нет, не сидит, он там работает. Хороший специалист, к нему многие в свое время обращались. Такие люди, я вам скажу, помочь просили, что фамилии называть страшно. И вот обращается к нему профессор филологии из педагогического университета. Фамилию его я вам называть не буду, вам она ничего не скажет, а если запомните ненароком, очень неловко может получиться. Человек он еще молодой, книжки пишет, казачьи сказки придумывает, поэтому огласка ему только повредить может. Приходит, значит, этот профессор к моему знакомому, начинает жаловаться. Знаете, говорит, мне кажется, что у меня есть какая-то тайная жизнь, о которой я не подозреваю. А с чего вы взяли? — спрашивает мой знакомый психиатр. Ну, говорит профессор, прямых доказательств у меня нет, а вот косвенных — хоть отбавляй. На той неделе, говорит, просыпаюсь утром, все костяшки пальцев до крови сбиты, нос припух, под глазом синяк, а что со мной происходило, не помню. Или вчера — встал утром, на столе газета, на ней селедка резаная, горбушка черняшки, луковица и две бутылки из-под водочного суррогата, ну, вы сами знаете, какой водкой азербайджанцы торгуют. Видно, что пили у меня дома, но кто, с кем — туман, полный туман. Иной раз замечаю пренебрежительное отношение ко мне со стороны отдельных студентов, хотя я им к тому ни малейшего повода не давал. Два раза меня на кафедре разбирали, вроде я нецензурные выражения в общении со студентами использовал. В подворотнях, бывает, окликают, но как-то странно, меня Игорем Николаевичем зовут, а алкаши запросто кричат: Васек! Чего мимо-то проходишь? Я-то поначалу думал, что путают меня с кем-то. Нет, ко мне обращаются, пусть хамски, но уважительно. В морду иной раз дать хочется, хотя я даже в детстве никогда не дрался. Человек я законопослушный, не хочется мне жизнь в тюрьме заканчивать.

Приятель, конечно, заинтересовался, но тут такая закавыка получается: невозможно дополнительную информацию чисто научным путем получить. А дружок мой уже загорелся! И подключил он к этому делу частного сыщика. Как уж тот наблюдение вел, я гадать не стану, только через некоторое время он психиатру докладывает — живет наш профессор обычной жизнью, но раз в две недели отправляется в пивной бар, заказывает там «ерша», потом это дело усугубляет «бормотушкой». В состоянии опьянения такое выкаблучивает, чего ни один нормальный профессор филологии себе позволить не может. А в пивном баре его хорошо знают, как завсегдатая, даже кличка у него имеется «Вася-паровоз», и на уголовном поприще наш профессор иногда отличается, совершая грабежи и разбойные нападения на разных граждан, а вырученные деньги опять же в пивном баре тратит.

Сами понимаете, в таких случаях лучше самому изолироваться от общества, пока общество тебя не изолировало. Посадил психиатр этого самого профессора филологии в отдельную палату, а сам его родословную изучать стал. И докопался-таки до истины умной своей головой!