Фантастическая сага; Сломанный меч

Обитает Бёльверк злой
В пещере темной под горой.
В Ётунхейме, близ Утгарда,
Что у света на краю,
Держит кузню он свою.
Челн же, чтоб туда доплыть,
У сидов надо попросить,
Они тебя уважат
И в просьбе не откажут.
Чтоб Бёльверк выполнил заказ
И долго не раздумывал,
Скажи, что в том мече нужда
Есть Локи хитроумному.
А коли спросит Бёльверк,
Зачем ему клинок,
Скажи, что к битве новой
Готовится тот бог.

Тут скорбным голосом заговорил Асмунд, чье лицо по-прежнему скрывал сумрак:

Сестра и брат, горька судьба,
Что Норны вам готовят.
Я знаю, что мои слова
В вас отзовутся болью.
Когда б не знали тайных чар
Чтоб мертвых разбудить,
Вы век не ведали бы тайны
Ужасной, может быть.

Фриду охватил ужас. Она прижалась к Скафлоку, и они стояли теперь рука об руку перед грустноглазым Асмундом, который продолжал свою речь среди полыхающих в ночи белых языков пламени.

Я принужден вам все сказать,
Поскольку и в могиле
Повиноваться должен я
Могучей высшей силе.
Знай, Скафлок, та, что любишь ты, —
Сестра твоя родная.
Кровосмешенье ты свершил,
О том и сам не зная.
Мне самому ты тоже
Есть брат единокровный
Поверь, к тебе я полон
Лишь братскою любовью.
Любовь же ваша с Фридой
 Увы, обречена,
Хоть в том и не повинны
Ни ты и ни она.

Курган закрылся с ужасным каким-то звуком, похожим на стон. Пламя погасло, и окрестность была озарена теперь одним лишь бледным светом луны.

Фрида отпрянула от Скафлока, как будто он вдруг обернулся троллем. Он пошел к ней, то и дело оступаясь, как слепой. Рыдания душили Фриду. Она повернулась и побежала прочь от Скафлока, повторяя чуть слышно:

— Мама, мамочка!

Но залитый лунным светом курган был пустынен. Никому из смертных не суждено было вновь увидеть Эльфриду.

Над морем разливался рассвет. Низкие тяжелые тучи неподвижно висели над заснеженной землей, как будто примерзнув к небосклону. В воздухе кружились редкие снежинки.

Фрида сидела на кургане, глядя прямо перед собой. Плакать она отчего-то не могла.

Укрыв коней в лесу, воротился Скафлок. Он опустился на курган подле Фриды и проговорил голосом таким же бесцветным, как нарождающийся рассвет:

— Я люблю тебя.

Она не ответила. Тогда он сказал:

— Я не могу тебя не любить. Что с того, что мы по случайности оказались одной с тобой крови? Это ничего не значит. Во многих землях, заметь землях людей, а не Дивного народа, такие браки — обычное дело. Идем со мной, Фрида, забудь про заповедь эту проклятую…

— Это Божья заповедь, — проговорила она таким же лишенным всякого выражения голосом. — Не могу я сознательно нарушить ее. И так уж довольно согрешила.

— Я не стал бы слушать бога, что хочет разлучить людей, которые так много значат друг для друга, как мы с тобой. Пусть только посмеет приблизиться ко мне. Я ему покажу, где раки зимуют.

— Язычник несчастный! — вскинулась она. — Воспитанный бездушными эльфами, ты готов ради них даже мертвых поднять из могилы, обречь на новые мучения! — Лицо ее тронул легкий румянец. — Ступай к своим эльфам! Ступай к Лиа!

Она встала, и он следом за ней. Он попробовал было взять ее руки в свои, но она вырвалась. Широкие плечи Скафлока поникли.

— Ужели нет никакой надежды? — проговорил он.

— Нет, — ответила Фрида, отводя взор. — Пойду, попрошусь к соседям. Может быть, удастся мне искупить свой грех. — Она вдруг повернулась к Скафлоку. — Идем со мной, Скафлок. Оставь свое язычество, прими крещение, примирись с Богом!

Он покачал головой.

— С каким угодно богом помирюсь, только не с этим.

— Но… я люблю тебя, Скафлок. Я так хочу, чтобы твоя душа попала на небеса!

— Коли любишь, — проговорил он глухим голосом, — останься со мной. Я и не притронусь к тебе. Разве что… как брат. Останься со мной.

— Не могу, — сказала она. — Прощай.

И побежала прочь.

Он побежал вслед за нею. Под ногами у них хрустел снег. Когда же, обогнав ее, заступил ей Скафлок дорогу, так что пришлось Фриде остановиться, увидела она на лице его такую муку, как будто подвергли его самой страшной из пыток.

— Неужели ты даже не поцелуешь меня на прощанье, Фрида? — спросил он.

— Нет, — она отвела глаза и проговорила чуть слышно, так что он едва мог разобрать ее слова, — я не смею.

И снова побежала прочь.