Фантастическая сага; Сломанный меч

Скафлок долго глядел ей вслед. Огненного оттенка кудри ее были единственным ярким пятном в серо-белом мире. Потом она скрылась из виду за купой деревьев, и он побрел в другую сторону, прочь от пепелища ормовой усадьбы.

ГЛАВА XXI

В последовавшие за тем несколько дней стало ясно, что долгой, суровой зиме приходит конец. Стоя вечером, на закате, на вершине холма, Гулбан Глас Мак Грики почувствовал в дуновении южного ветра первое, совсем робкое еще, дыхание весны.

Он поглядел на белеющий в наступивших уже сумерках снег, по-прежнему лежавший на отлого спускающемся к берегу моря склоне. На западе пламенел янтарного оттенка закат, с востока же надвигалась темнота; там загорались уже первые звезды. Там же, на востоке, углядел Гулбан идущую к берегу рыбачью лодку, обычное сработанное смертными суденышко, купленное или украденное у какого-то англа. На руле стоял смертный. Облик его, однако же, отличался какой-то странностью, а немало пострадавшие за время морского путешествия одежды были эльфийского покроя.

Когда мореход тот, достигнув берега, выпрыгнул на взморье из утлого своего челна, Гулбан узнал его. Хоть ирландские сиды и держались особняком от прочих племен Дивного народа, в прежние годы они торговали с Альфхеймом, и Гулбан вспомнил теперь, что с Имриком приезжал как-то веселый молодой парень по имени Скафлок. Правда, с тех пор имриков приемный сын сильно изменился: он стал уж больно как-то поджар и мрачен. Да, с ним произошла прямо-таки разительная перемена. Вряд ли тут дело только в бедствиях, выпавших на долю Альфхейма.

Скафлок зашагал вверх по склону холма к стоящему на его вершине воителю, чей темный силуэт четко вырисовывался на фоне неба, окрасившегося в закатной час этот во множество самых разных тонов, от алого до зеленовато-синего. Приблизясь, он увидел, что это Гулбан Глас, один из пятерых стражей Ольстера, и поприветствовал его. В ответ на то угрюмое приветствие эринец[22] кивнул ему своею головой в золотом шлеме. Длинные, черные как смоль волосы его при этом движением свесились вперед, коснувшись щек прославленного витязя. Гулбан невольно отступил на шаг назад, почувствовав злую силу, дремлющего в каком-то неведомом предмете, который был у Скафлока в заплечном мешке из волчьей шкуры.

— Мне велено было ждать тебя, — проговорил он.

На усталом лице Скафлока отразилось удивление:

— Неужели сиды настолько всеведущи? — спросил он.

— Нет, — ответил Гулбан. — Но им дано провидеть события большой важности. А нынче важна лишь война эльфов с троллями. Поэтому мы ждем, что явится эльф с какой-то необычной вестью. Думаю, это ты и есть.

— Эльф, значит! — Скафлок сплюнул. Лицо его имело чрезвычайно жесткое выражение, глаза были красны. Удивительна для альфхеймца была и его небрежность в одежде, несмотря даже на то, что времена настали не из веселых.

— Пойдем, — сказал Гулбан. — Луг Длиннорукий, видать, придает этому делу большое значение: он созвал всех сыновей богини Дану на совет в Круаханской пещере. Приглашены и вожди других сидских племен. Но ты, наверное, устал и проголодался с дороги. Милости прошу ко мне. Будь моим гостем.

— Нет, — ответил Скафлок с прямолинейностью, также весьма странной у воспитанника эльфов. — Дело мое неотложно. Отдых же и пища нынче интересуют меня лишь настолько, насколько они необходимы для поддержания сил. Проводи меня прямо на совет.

Пожав плечами, сид отвернулся прочь от него. Испуганный птицей взметнулся синий, как ночь, эринский плащ. Гулбан свистнул, и на тот зов тут же примчались два красивых, быстроногих сидских скакуна. Храпя, кони те попятились прочь от Скафлока.

— Не нравится им твоя ноша, — заметил Гулбан.

— Мне тоже, — коротко бросил Скафлок. Ухватившись за шелковистую гриву одного из коней, он прыгнул в седло. — Скорее, время не ждет.

Оба всадника пустили своих коней карьером, и те помчали их стремительно, почти как эльфийские скакуны, по горам, по долам, по полям и лесам, через скованные льдом озера и реки. В этой бешеной скачке удалось Скафлоку увидеть краем глаза и других эринских сидов: всадника в сверкающей кольчуге, с внушающим ужас, излучающим неземное сияние копьем; стоящего подле своей норы одетого в плащ кособокого лепрекона с человеческим телом и странной, совершенно почти птичьей головой, на которой вместо волос красовались серые перья; мелькание каких-то теней. Из священных рощ доносилось пение волынок. В морозном воздухе над покрытыми настом снегами стоял негустой, блестящий какой-то туман. Наступала ночь. Заблистали уже звезды, яркие, как фридины глаза. Нет, так нельзя. Скафлок прогнал от себя эти мысли.