— Подождите-ка, дружище. Не могу понять вашу координату. Возьмите себя в руки и пройдитесь немного.
Мидиан бережно взял в руки скафандр, словно это было его воплощение в прошлой, счастливой жизни, и пошагал к ближайшему выходу.
— Бахаут, как я счастлив слышать ваш голос.
— Взаимно, взаимно…
— А Эф? Не могли бы вы сообщить мне что-нибудь о судьбе профессора?
— Печальна… печальна судьба профессора, — бормотал биолог. — Если хотите знать, его ученое достоинство в глубокой депрессии и абсолютной наготе сидит у стены, отказывается принимать пищу, скорбит об утраченном снотворном, а пуще всего о вас, дорогой Мидиан. Казнит себя за вашу незавидную участь. Похоже, придется мне еще больше расстроить вас, друг мой. Вы далеко от места падения. Вас отнесло к западу по экватору. Я представляю, где это, но понятия не имею, как нам теперь встретиться?
— Может быть, вы знаете, каким образом меня сюда занесло?
— Вы в двадцати сутках пешего пути. Только не волнуйтесь, Мидиан…
— Я прекрасно себя контролирую. Начнется ураган, присылайте Эсвика, у меня нет сил на такие долгие переходы.
— Только не поддавайтесь панике. Вам сию же минуту надо уходить оттуда. Еще лучше — бежать. В манжете есть ампулы транквилизатора. Конечно, это вредная доза, но между здоровьем и жизнью выбирать не приходится. Бегом вы быстрее доберетесь до безопасной зоны.
— Вы с ума сошли!
— В этом месте, друг мой, чрезвычайно мощная энергетика. Я бы не рисковал. Поверьте, лучше не терять время на разговоры.
Мидиан огляделся. Камни лепились друг к другу, словно сырая глина. Ни души, ни звука, ни ветерка. Он пересчитал ампулы стимулятора. Каждая из них была рассчитана на сутки, по истечении которых пациент подлежал интенсивной реабилитации.
— Мидиан, послушай меня, — настаивал Бахаут, — положение действительно серьезное. Немедленно вскрывайте транквилизатор и бегите на восток…
Хитроумное устройство ампулы заставило Мидиана потерять драгоценное время на старте. Он не бегал со школьных лет и был уверен, что разучился это делать. Но с первой же попытки ощутил забытую легкость тела и забыл обо всем. Он насчитал десятки прямых коридоров, сотни извилистых, наклонных, подъемных, широких и узких, когда Бахаут с радостью сообщил ему, что опасная зона пройдена. А вместе с ней пройдена пятая часть пути, но Эсвик убежал, потому рассчитывать на ураган не стоит. Зато Эф, превозмогая скорбь, нашел в себе силы двигаться навстречу. Но Мидиан принял новую капсулу и попросил Бахаута корректировать маршрут. На вторые сутки он все же заблудился и отдохнул, упав на холодный пол пещерного закутка. Но боль в теле заставила его принять новую порцию препарата, и, чтобы не тратить зря последние ресурсы цивилизации, он вынужден был снова бежать. На третьи сутки он поверил в успех затеи, оценил свой неуемный оптимизм, но расстался с иллюзией, что его молодое здоровое тело после всех передряг когда-нибудь еще можно будет применить по назначению. Вернувшись к цивилизации, он будет вынужден пойти на обширную имплантацию. Можно, конечно, заказать полный синтетический прототип, как это делают выжившие из ума старики, чтобы продать свой изношенный организм в чью-нибудь частную коллекцию видавших виды экспонатов.
На четвертые сутки Бахаут сообщил, что профессор подвергся депрессивному рецидиву, что он снова уселся возле стены, что Эсвик-Эсвик вернулся и теперь имеет смысл подождать «транспорт». В ответ Мидиан немедленно упал и успел заснуть на лету. Но не прошло и часа, как боль подняла его на ноги и вынудила принять новую порцию стимулятора. Отныне его силы были распределены на шесть сумасшедших альбианских суток, которые он давно перестал бы различать, если б не участие Бахаута. На пятый день он перестал чувствовать тело и начал получать удовольствие от того, что биологическая машина продолжает нести его невесомую голову, освещая себе путь обширным фингалом, доплывшим до нижнего века. На шестые сутки он пролетел мимо угрюмого Эфа, задумавшегося под навесом стены. Ему стоило колоссальных усилий остановиться и повернуть назад. Профессор с воспаленными от бессонницы глазами поднялся навстречу. Мидиан упал в его объятия, и они упоительно разрыдались, повалившись на пол.
— Цивилизованные люди, — ворчал Бахаут, смазывая раны Мидиана, — а ведут себя как дикари. — Мидиан с удовольствием отметил, что биолог, в отличие от профессора, сохранил костюм. — Когда на вас напало племя аборигенов, — рассказывал Бахаут, — Эсвик утащил меня за собой. Потом мы принесли Эфа, а от вас, дорогой мой, к тому времени и след простыл. Мы нашли только обугленный рюкзак с приборами, который вы любезно спрятали в камнях, и поняли, что вы скорее живы, чем съедены дикарями.
— Он снова увязался за аркарами, — сокрушался профессор. — Сколько раз его предостерегал, столько же раз он повторял ту же самую глупость.
— Кто такие аркары?
— Это цивилизация, которая для вашего восприятия не существует, дорогой мой. Поэтому, сколько бы вы ни пытались вступить с ней в контакт, вы не усвоите ничего.
— Но вы же усвоили, профессор.