— Наивный мой Мидиан, я никогда ничего не усваиваю и не запоминаю, по той причине, что все это у меня изначально записано вот здесь, — профессор постучал себя пальцем по макушке. — Сколько раз я ни старался объяснить, столько раз вы не потрудились усвоить простую истину: наши с вами головы только с виду устроены одинаково. Вы записываете информацию на чистый лист, а я лишь восстанавливаю утраченные архивы. Сколько раз я говорил студентам, что метод реставрации памяти — единственный цивилизованный путь в бесконечные информатеки природы.
— Они не понимали вас также как я…
— Потому что, как и вы, слишком много времени насиловали рассудок готовыми символами и не имели желания проникнуть в суть.
— Просто мы с вами — две разные цивилизации, не предназначенные для восприятия друг друга.
— Просто вы нужны мне сейчас не меньше, чем когда-то я был нужен вам.
— Почему же был?.. — Мидиан задрал дырявый рукав фуфайки и обнажил розовые следы царапин. — Эти знаки я увидел на каменной плите и скопировал, потому что с недавних пор не могу положиться на свою память. Посмотрите, три группы однотипных черточек. Мне показалось, что это все может содержать информацию.
— Вам правильно показалось.
— И что же?
— У вас опять кровоточит ссадина. Найдите Бахаута, друг мой, попросите его серьезно заняться вашим здоровьем.
Мидиан поднялся на бесчувственных ногах.
— Вы в порядке, профессор?
— Пойдите же, разыщите этого лодыря. Принюхайтесь к окрестным дырам. Как почуете смрад несусветный — он наверняка там.
Именно смрад навел обессилевшего астронома на сырой колодец, где Бахаут с упоением размазывал по сенсору прибора образцы плесени.
— Белковая субстанция, — объяснил он. — И ведь что интересно, она здесь повсюду. Идеальная биологическая среда. Хотите попробовать? — Мидиан прожевал сладковатый комок слизи и с отвращением проглотил его под пристальным взглядом биолога. — Я синтезировал нечто похожее на пампиронской микрофлоре и могу сказать точно: в естественной среде образование таких структур невозможно. Для этого требуется невероятное стечение обстоятельств. А о том, чтобы приживить эту слизь на камнях естественных планет, даже мечтать невозможно. Это гипотетика, Мидиан, перспективные науки будущих поколений.
— Мидиан, — позвал Эф, — поднимитесь. Дайте мне еще раз осмотреть вашу руку.
— Это символы?
— Скорее эпитафия, выраженная в имени умершего существа.
— Как же оно могло прозвучать?
— «Ила»… Может быть, «Али». Вы записали столбиком, это не позволяет понять направления. Похоже, вы наткнулись на могилу бога, и, если б догадались просканировать плиту, мы бы имели представление о его биологической форме.
Мидиан поскользнулся на плесневых наростах и заработал еще десяток ссадин, оказавшись на дне каменного мешка.
— Оставь его в покое, — рявкнул Бахаут, — уйди от него со своими могилами, не то я посажу тебя на цепь рядом с Эсвиком.
Глава 15
Нервный Эсвик был привязан мертвым узлом к каменной колонне. Он искусал себе руки и сожрал горсть камней в знак протеста. Но перекусить поводок профессор ему не позволил.
— Может, все-таки бурить с грунта? — предложил Мидиан.
— Ни за что! — отвечал Эф. — Не для того я лез в эту клоаку, чтобы тратить силы по пустякам. Этот гаденыш поведет нас, никуда не денется.
— Объясните ему, что в газовые подземелья пойду я один. Бахаут, объясните ему вы, что нет никакой опасности.
Эсвик-Эсвик злобно таращился на Эфа, а биолог собирал рюкзак.
— Бахаут!
— Что? Я могу вколоть ему успокоительное, если вас устроит.
— Я хочу понять, с чего он взбесился?
— С того, — объяснил профессор, — что много было желающих подлезть к «молнии», но никто из них не остался жив.
— Скажите ему, что я умею обращаться с такой штукой. Придумайте, что сможет его утешить…
— Лучше бы нам поторопиться, коллеги, — беспокоился профессор, — ураган уже гуляет вовсю. Хорошо бы успеть зайти на южные широты…