— Кгм… Не обижайся. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Моя б воля… Но моя воля имеет, к сожалению, пределы. В общем, с завтрашнего дня ты должен будешь сам добывать себе пропитание. Есть мнение, вам с Нинелью предоставить общий двойной участок на пастбище. Как ты на это смотришь?
— Да я, да на пастбище… С радостью!
— Вот и хорошо. Я знал, что ты правильно меня поймешь. Сказать по чести, самое лучшее время моей жизни закончилось, когда я стал получать паек из общественного фонда и жить в развалинах летательного аппарата. Учти это, если решишь остаться у нас навсегда. Ну, а будет склонность к общественной деятельности, что ж, я думаю, тебе никакая дорога не заказана. Не старик еще, можешь составить конкуренцию таким ребятам, как Роберт и Жюль…
— Уж это мне совсем ни к чему…
— Согласен с тобой. На всякий случай говорю. Конечно, самое правильное для тебя, это… Молчу-молчу.
— Разрешите идти? — кротко спросил Борис Арнольдович.
— Да, конечно, не задерживаю, давай, ступай. Надеюсь скоро про тебя услышать, но так, чтобы нельзя было увидеть, — и Порфирий Абдрахманович заговорщицки подмигнул.
Борис Арнольдович кинулся догонять соседей, которые тихонько перемещались в поле видимости, поджидая своего знаменитого товарища, новоиспеченного гражданина обезьяньего Острова. Он догонял и вместе с тем ощущал нарастающее раздражение от назойливых намеков. Все кругом знают, как он должен поступать, и все сообщают об этом, словно самые близкие соратники по некой священной борьбе!..
Конечно, надо возвращаться в семью, к детям, но надо ведь реально смотреть на вещи! Бежали бы сами, раз такие умники, а он бы посмотрел, как это будет выглядеть. Вообще-то, действительно пора всерьез решать…
В таком состоянии мыслей Борис Арнольдович догнал соседей.
— Ну что, Борис Арнольдович, завтра с нами? — крикнул Жюль. — А, не огорчайтесь, привыкнете, и вам понравится наша простая жизнь.
— С чего ты взял, будто я огорчаюсь? — не очень приветливо буркнул Борис Арнольдович. — Я вполне доволен судьбой. Знаю уже, что никто не кушает таких свежих плодов, как рядовые пасущиеся.
— И замечательно! — пропустив мимо ушей неприветливый тон, обрадовался парень. — Замечательно, что вы такой оптимист, я оптимистов люблю! А то мой дядюшка иногда такую тоску нагонит, что хоть вниз головой кидайся!
Все рассмеялись, в том числе и пессимист-дядюшка. И Борис Арнольдович улыбнулся. Раздражение стало уходить из него. Подумалось: что это я, в самом деле, люди ко мне со всей душой…
Но тут все испортил Роберт. Он, пролетая мимо, вдруг ляпнул довольно громко:
— Дядя Боря, а возьмите меня с собой, в параллельный мир!
Борис Арнольдович из-за этих слов мимо очередного дерева пролетел, не отцепился вовремя от веревки.
— Да что такое происходит! — возмутился он громко, повергнув в полное замешательство всех. — За меня уже все решено! А я хоть слово кому-нибудь сказал о своих намерениях?! А может, я совсем не так поступлю, как вы все думаете?! Может, у меня и в мыслях никакого побега нет?!
Выпалив все это, Борис Арнольдович сразу же почувствовал глубокое раскаяние. Но слово, конечно, не воробей. Не голубенькая птичка. Роберт, святая душа, прямо с ужасом на него смотрел. И Жюль тоже. С плохо скрываемым сожалением и горечью глядели Нинель и Самуил Иванович.
— Ладно, чего там, я, конечно, погорячился, но и вы должны меня понять…
Прибыли к своим лачугам молча. Все испытывали неловкость от того, что замечательный, как ни говори, день был смазан в самом конце. С этим чувством и хотели разбрестись по лачужкам. Но оказалось, что Нинелины детки, против обыкновения и правил, все еще не спят. И они выскочили навстречу взрослым, видимо, почуяв их смешанный запах.
— Дядя Жюль, дядя Роберт! — закричали наперебой Елизавета и Калерия. — А к вам приходили молодые тети, они только что ушли, но сказали, что завтра после вечернего мероприятия придут снова! Они сказали, что хотят на вас жениться! А как же мы? Ведь вы нам обещали, когда мы вырастем! Но, выходит, вы им обещали тоже! Вы обманщики, дядя Жюль и дядя Роберт!
Высказав все это, девчонки пустились в рев. Пришлось одну взять на руки одному из парней, другую — другому. Пришлось успокаивать, пришлось пообещать приходить в гости, раз уж так некрасиво получается. Раз одни так медленно растут, а другим уже невмоготу ждать.
Пока принималось столь компромиссное решение, как-то отошла на второй план всеобщая неловкость. И, не сговариваясь, решили о ней не вспоминать. Решили постараться понять друг друга. Как и предлагалось. Одно слово — гуманитарии.
Когда все угомонились, Борис Арнольдович и Самуил Иванович словно бы одновременно почувствовали потребность посекретничать. Один вылез из гнезда подышать воздухом, потому что ему не спалось, и в аккурат в этот же момент другой вылез с точно такой же целью.
— Что, не спится, Борис Арнольдович?
— Да, а вам, я вижу, тоже?
— Ну, у меня годы, трудная жизнь, естественно, мысли…
— Так оно. Только что же мы кричим, как старые бездомные филины, на весь лес? Давайте ко мне, что ли…