— Точно! — всплеснул руками Шу-цу. — Младенцу ясно, что это провокация.
— Нас они могут и здесь найти. Адрес у них имеется, — сказал Л. Э.
— А почему нас? — не поняла Еленя.
— Потому что мы сообщники и сообщницы! — ответила Л. С. Она хотела, видно, подбавить в голос яда, но от волнения слова застревали у нее в горле и ломались на выходе.
Орлосел — медленно, по стеночке, не желая привлекать к себе внимания, — пополз к двери. Но это заметил не один я.
— Зря, П. Б., так спешите, — сказал А. И., утопивший в канистре остатки пиетета перед начальством, — все равно мы признаемся, что вы были у нас главным. Каэмбэшники лопнут от восторга: метрополиец во главе инородческой террористической группы.
Орлосел так и прилип к стене. Было чем ему там прилепляться: небось в штаны наложил.
— Но ведь мы ни при чем, мы ничего не знали про дела У. Ю., — пролепетал он.
— КМБ это объясните! — добил его А. И.
Бедный, бедный Орлосел! При всем неуважении к нему, я его пожалел.
— В больницу все равно надо ехать. Мы обещали, — сказала На-та.
— Мы? — изобразил изумление Г. А-й. — Кто обещал, тот пусть и едет.
— Мне что, я поеду, — сказал я и уловил восхищенный взгляд Елени.
— Поезжай, поезжай, — забормотал Г. А-й. — Поезжай, если хочешь, чтобы тебя замели. Братцы, я считаю: ехать нельзя ни ему, ни кому другому. У. Ю. в любом варианте не поможем.
— Скорее заметут тех, кто останется, — сказал Л. Э.
— Им это не нужно, иначе они не дали бы жене У. Ю. нас предупредить. Они же понимают, что нам деваться некуда. Вызовут, когда потребуется, повесткой, и пойдем как бараны.
— Если это КМБ. Но КМБ не интересуется вдовьими колечками.
— Он чем хочешь интересуется.
— На КМБ непохоже.
— Похоже! — рявкнул Шу-цу, которому надоела роль стороннего слушателя. — Все они там идиоты!
Орлосел наконец отлепился от стены.
— Надо обсудить и договориться, чтобы все объясняли одинаково. И потом… — Он взорвался криком: — Вот так человека… ни за что… нельзя!.. Я не верю!
Бедный, бедный Орлосел, бедный, как все метрополийцы. Под «человеком» он, конечно, подразумевал себя. Ни за что, видите ли! Нас-то всех в инородцы — за что?!
— Договориться не помешает, — согласился Г. А-й.
— В общем, разумеется… — вставил я по возможности неопределенно.
— Сколько ни обсуждайте, ничего лучше правды не выдумаете, — сказала На-та и взяла меня под руку. — А мы пока съездим в больницу.
Что мне оставалось делать, чтобы не потерять лицо?
— Поехали! — отрезал я, хотя уже было намеревался возлечь у ковра ради обстоятельного обсуждения. — Раньше сядем — раньше выйдем!
Господи, кто ее за язык тянул! Есть в На-те нечто не от мира сего, этакий романтический выворот. Аинька назвал ее как-то троюродной сестрой Жанны д’Арк. Когда она появилась в нашей конторе, я пробовал к ней подкатиться, но быстро увял. Бабе за тридцать перевалило, а она до сих пор ждет прекрасного принца и при этом, что удивительно, не выглядит дурой.
— Поехали! — повторил я и подался в коридор, а за мной, наступая мне на пятки, двинула честная компания. Я не обрадовался этому, но куда денешься: меня зачислили в герои. Каждому неудобно, что иду я, а не он, и завидно немного. А Еленя, Еленя-то! Глаза-глазищи в пол-лица, как глянул в них — а там бездна беспокойства за меня, — чуть не прослезился. Серьезно.
А то, что со мной На-та идет, все приняли без эмоций. Чудное животное человек!
Я раскопал под ворохом одежд плащ На-ты и свою куртку. Народ расступился, чтобы дать нам одеться, и освободил вход в ванную, но воспользоваться этим я не успел, потому что меня перехватил Шу-цу.
— Давай я вместо тебя пойду, — сказал он.
— Не давай, — ответил я.
Из-под руки Шу-цу вынырнул Аинька. Видок у него был: нос сизый, глаза заплаканные.
— Возьми мой жилет, он легкий, но пистолетную пулю в упор выдерживает, — заговорил он быстро, умудряясь глядеть снизу вверх, хотя мы с ним одного роста, и явно стараясь держать периферийным зрением Шу-цу. Но тот ничего — проворчал что-то неясное. Смотрю: Л. Э. пододвигает его на всякий случай.
— Ладно, возьму, — сказал я Аиньке и протянул жилет На-те. — Одень под плащ.
Кто надо, оценил сей жест. Ах, Еленя, Еленя! В голове завертелось: кисонька, рыбонька. Нет ничего глупее называть так женщину, всегда самому смешно.
— Рыбонька моя, оставляю тебя за хозяйку, — сказал я Елене, проталкиваясь к ванной. — Пустите прическу в порядок привести.
Теперь она эту рыбоньку до моего возвращения не забудет.
Странно, конечно, запираться ради прически, но ничего умнее в голову не пришло. Пусть думают что угодно: ну, например, что у меня резинка на трусах лопнула.
Я задержался на минуту, не больше. Слышно было, как за дверью все скопом уговаривали На-ту надеть жилет и, кажется, уговорили. Когда я вышел, она уже надевала плащ.
Я махнул рукой, изображая всеобщий привет, и мы пошли.