Фантастический Калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том I

Скажу честно, я никогда не считал Марину привлекательной, но в тот вечер в ней проснулась какая-то внутренняя красота, которую нельзя увидеть, только почувствовать. Марина оказалась отличным собеседником – именно такого друга я всегда хотел – она выслушала все мои жалобы, поддержала, посоветовала не падать духом. Путь любого человека может начаться в совершенно чуждом и отвратительном ему месте, но потом, постепенно набирая обороты, жизнь предоставит не один шанс все изменить.

Конечно, все это я и так знал, но ее слова как-то по-особенному проникали в душу и успокаивали ее. А вот сама Марина говорила мало и будто неохотно. Рассказала про мать и что за ней надо присматривать, что она больна, и вылечить ее нашими лекарствами нельзя. Помогает только музыка.

Я подумал, что она шутит, но Марина выглядела очень серьезной и сосредоточенной. Однако, стоило мне продолжить расспросы, как она замкнулась и тут же перевела разговор на другую тему.

– Ты очень красиво играешь, – сказал я, когда мы уже второй раз обошли сад, – ты училась этому?

– Я… нет… – она испуганно осмотрелась.

– Что? Кого-то увидела?

– Ничего, просто холодно, – она закуталась в куртку, пытаясь скрыть дрожь.

– Честно говоря, я удивлен, что ты не поступила на музыкальный факультет.

– А зачем? Моя музыка не для всех, – она снова оглянулась, – я играю для себя и для…

Тут она резко замолчала.

– Тогда почему ты выбрала литературу? – допытывался я.

– А ты почему?

– Мне показалось, что учеба поможет хоть немного приоткрыть завесу тайны о том, как устроен наш мир, как его видели древние философы и поэты.

– Некоторые тайны лучше не открывать, – сказала она после долгого молчания.

– Наверное, – согласился я и осторожно спросил, – Марин… ты меня извини, наверное, не мое дело, но почему ты плакала?

Она дернулась, словно наткнулась на преграду и снова испуганно оглянулась.

– Да так…

Она хотела еще что-то сказать, но тут налетел ветер и деревья недовольно зашумели. Я готов поклясться, что в кустах возле одной из скамеек на секунду увидел странную тварь с большим желтым глазом посередине. Воздух начал сгущаться, как перед грозой.

– Уже поздно, мне пора.

Она неуклюже махнула рукой и ускорила шаг. Я смотрел ей в след и не мог понять, что меня так беспокоит. То ли Маринина походка, ее приподнятые плечи и втянутая шея, то ли колышущиеся тени, которые словно живые тянулись за ней.

Стоило Марине скрыться из вида, как дышать стало легче.

Дом-работа, работа-дом. Первое время было непросто. Милая обстановка и дружный коллектив оказались оберткой, а начинка была кислой и противной. Администратор кричала и все время подгоняла меня, а улыбчивые ребята, отлучаясь на редкий перерыв, выглядели забитыми и усталыми.

Октябрь принес с собой непрекращающиеся дожди. Люди проклинали погоду, спешили по домам, я же наоборот старался больше времени провести на улице. Холод приносил облегчение, заставляя боль замереть.

Я ненавидел музыку. Любую музыку. Классика, рэп, рок, инструментал. Все превращалось в лязгающий железный кусок проволоки, которой водили по ушам. Я ходил к врачам, слушал их уверенные разговоры о расшатанных нервах, сдавал анализы. У меня не могла болеть голова, потому что все было в порядке. Однако, она болела, доводя до изнеможения.

Соня стала чаще обижаться на меня.

– Не понимаю, если врачи сказали, что ты здоров, то почему мы не можем сходить на концерт?

– Можем, только моя голова взорвется, нафиг, – смена была сложная и весь день, словно нарочно, играла громкая бодрящая музыка.

– От искусства не может ничего взрываться, – Соня поджала губки и смерила меня недовольным взглядом.

– А у меня может! Сколько можно объяснять?

– Что за тон, Генри?

– Перестань уже меня так называть! Я – Георгий!

– А раньше тебе нравилось.

– Раньше мне много чего нравилось, даже ты!

– Вот как? А сейчас?

Я стиснул зубы и сжал пальцы в кулаки. Это все плохой день, завтра станет лучше. Извинись, ты же неправ!

– А сейчас я хочу побыть один.

Слова выскочили быстрее, чем я успел их остановить. Соня вспыхнула, резко повернулась и, высоко подняв, голову ушла. Я должен был ее остановить, но вместо этого отвернулся и зашагал в противоположную сторону.

Может, дело не в болезни? Может, мы просто не должны быть вместе? Соня слишком много из себя воображала. Она до сих пор жила за счет родителей и совершенно не умела зарабатывать на хлеб.

Я хотел измазать ее образ чем-нибудь отвратительным, грязным и вонючим. Чтобы спустить на землю и рассмотреть свой идеал под другим углом. Но Соня летала в небе, порхая, словно фея. Я же брел через темный серый город, слушая бесконечные гудки и доносящиеся из машин песни.

И тут что-то изменилось. Звуки подхватили меня, понесли, закружили в неведомом танце. На этот раз перед глазами возникла пустыня и заостренные пирамиды. Сотни пирамид под жарким солнцем. Караван путников на верблюдах и длинные шпили черных обелисков, замершие в воздухе.