Фантастический калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том II

Вестибюль гостиницы был выкрашен в голубой, на полу кафельная плитка горчичного цвета. Вместо современной стойки регистрации старенький стол. На нём лампа под зелёным абажуром, телефон, журнал и календарь. На стене часы с застывшими стрелками и маленький шкафчик с ключами от комнат. Напротив поста вахтёрши – большое зеркало с трещиной, по обеим сторонам от него напольные горшки с умирающими фикусами. Наверх вела широкая лестница, устланная красными ковровыми дорожками с протёртым ворсом. Через матовое стекло пыльных плафонов пробивался тусклый свет.

– Комната восемнадцать, – монотонно сообщила вахтерша, следуя к столу, – третий этаж. Туалет и душ общие, – она вытащила из ячейки ключ, положила на стол и ткнула пальцем в графу в журнале. – Распишитесь.

– Как к вам обращаться?

– Тамара Георгиевна.

– Тамара Георгиевна, где можно поесть? – спросил он, рисуя крохотную закорючку.

– На соседней улице столовая, – она махнула рукой, указывая путь через стену.

– Другие постояльцы есть?

– Нет. Вы один, – сказала она и села разгадывать кроссворд.

Рокотов взял ключ и пошёл искать комнату восемнадцать.

– Выключатель в коридоре на правой стороне, – крикнула вахтёрша вслед.

– Что? – он обернулся.

– Говорю, свет наверху выключен, кнопка справа от лестницы!

Тусклое освещение из вестибюля не дотягивалось даже до лестничной площадки между первым и вторым этажом. Дальше путь до номера скрывала темнота. Тишина в пустых коридорах вздрагивала от шагов Рокотова. Под рёбра закралось лёгкое чувство тревоги. На третьем этаже Рокотов достал из кармана ветровки телефон, подсветил стену и нашёл выключатель. В плафонах, через один, забрезжил слабый свет. От лестницы коридор расходился в две стороны. В одном конце туалет и душ, в другом – комната восемнадцать.

Обои в номере отслаивались, побелка вздулась, в полу щели толщиной с палец. Скрипучая кровать, шкаф со сломанными полками, шатающийся стул, стол с заедающими ящиками, прожжённые сигаретами тёмно-зелёные шторы и заляпанное зеркало. Закоптелые окна угловой комнаты выходили на две улицы – Первомайскую и Советскую.

– Клоповник, – процедил сквозь зубы Рокотов, бросил сумку и ушёл в столовую.

***

Административное здание чалгаевского химзавода было самым высоким и приметным в городе – семь этажей, облицованных светло-серым мрамором, походили на громадное надгробие. По обе стороны от массивного строения тянулся бетонный забор, обнесённый колючей проволокой. Слева за хилым рядком деревьев размещался контрольно-пропускной пункт и ворота.

На заводской проходной Рокотова ждал широкомордый мужик с гладко выбритым лицом. Он метал из-под козырька фуражки взгляды на проходящих через турникет людей и почти каждому отпускал сухое: «Здрасьте».

– Рокотов? – спросил широкомордый.

– Здравствуйте! Вы должно быть…

– Шабанов Михаил, начальник производства третьего сектора, – он крепко пожал его руку и сразу перешёл на «ты». – Держи пропуск. Идём.

Потрясённый Рокотов замер на месте, когда вошёл на территорию, огороженную бетонным забором. Перед ним лежал громадный химзавод, похожий на чудовище с шестью шипами, извергающими клубы летучего яда с ненавистью ко всему живому. Многоуровневый гигант, окутанный толстой сетью труб, облепленный цистернами и колоннами перегонки казался живым. Он шумно дышал мощными лёгкими, оглушительно ревел и беспрерывно дрожал, иногда вздрагивая так сильно, что Рокотов чувствовал вибрацию воздуха.

От крыльца проходной дорога разбегалась в три стороны, та, что вела прямо, уводила в арку под химзаводом.

– Запоминай дорогу, здесь легко заблудиться, – сказал Шабанов, шагая к арке. – В шестидесятых тут построили завод сельхоз удобрений. Предприятие быстро разрасталось, стали осваивать новые отрасли: бытовая химия, пластиковые товары, аммиак и метанол, резина и полиуретаны, силикатная промышленность.

К заводу пристраивали новые цеха, помещения, склады, секторы, так он и превратился в гигантский промышленный комплекс. Как любят говорить заводские: «Город в городе». Здесь всё очень запутано, так что, если потеряешься, звони на проходную по внутреннему телефону, сотовые тут не ловят.

Они вошли в арку, и чем дальше уходили от дневного света в извилистые коридоры завода, тем хуже становилось Рокотову. Он с трудом дышал в жарких переходах, переполненных тяжёлыми запахами, будто высокие стены, тиски, и с каждым шагом, они сильнее сдавливали грудную клетку. Внезапно навалившаяся слабость размягчила тело до дрожи. Рокотов обливался потом, еле удерживаясь на полусогнутых ногах. Ему казалось, что он находится внутри чего-то живого, и вибрирующая громадина медленно переваривает его.

По потолку тянулись трубы, по стенам провода – расползались по коридорам, забирались в кирпичную кладку, обеспечивали жизнь промышленного зверя. Слабый свет лампочек, замурованный в железные решётки, лишь немного разъедал темноту, отчего всё вокруг казалось эфемерным и непрочным. Шабанов обернулся и посмотрел на бледного Рокотова, плетущегося следом.