– Ну, здесь ты её точно не найдёшь. Раз заблудился, позвонил бы. Я же говорил! Вон телефоны везде висят, – он указал на тот самый, по которому звонил Рокотов.
– Этот не работает.
– Значит, другой надо было найти.
– Не успел. Кстати, как ты узнал, где я?
– Случайно. Думаю, дай загляну, вдруг ты здесь, и видишь, угадал.
– На вашем заводе даже дорогу спросить не у кого.
– Говорю же, этот сектор работает в ночную. Ладно, пошли скорей в столовку, пока всю еду не разобрали, – поторопил Шабанов.
***
Из-за толщи смога, висящего над городом и днём, и ночью, темнело здесь рано. Чахлый свет редких фонарей набрасывал на улицы Чалгаевска жёлто-коричневую вуаль, и всё вокруг казалось зернистым, как на ретро-фотографии с эффектом сепии. В искусственном свете лица прохожих выглядели радостными.
Рокотов вошёл в гостиницу. В вестибюле стоял неприятный запах, точно так же пахло в коридоре на заводе.
За столом вахтёрши сидел человек в балахоне.
– А где Тамара Георгиевна? – Рокотов подошёл к столу.
Незнакомец поднял голову.
– Господи! – Рокотов отшатнулся.
В глубине капюшона виднелись слои бинтов и жёлто-зелёные радужки на кроваво-белом глазном яблоке. Незнакомец вскочил, пряча забинтованные руки в растянутые рукава, и скрылся в коридоре первого этажа.
Рокотову стало не по себе, и он поспешил в номер.
***
В дверь постучали. На пороге стояла вахтёрша.
– Чего искал?
– Утром вода в душе была холодная…
– Иногда бывает. Включи, подожди, и горячая пойдёт. Всё?
– Да. Нет. Постойте. Кто этот человек в бинтах? Кажется, я напугал его, хотел извиниться…
– Сын мой, Егорка. Болен он.
– Он тоже работает на заводе?
– С чего взял? – она подозрительно прищурилась.
– Просто… Нет, ничего. Извините. Спокойной ночи.
– Спокойной… – пробурчала она и пошла к лестнице.
Рокотов сидел у окна и смотрел на людей, бредущих в сторону завода. Они представились ему гномами, идущими в чёрные пещеры под большой горой. Он вспомнил, как вместе с Надей читал книгу про гномов и хоббита, и как она звонко смеялась над глупыми троллями. Это было до болезни, тогда она ещё не разучилась заразительно хохотать, а он не разучился радоваться жизни. Сердце Рокотова сжалось, по щекам потекли слёзы.
***
Утром, проходя через вестибюль, Рокотов задержался у стола вахтёрши. Она нелепо улыбалась, стараясь быть дружелюбной.
– Утро доброе!
– Доброе утро, Тамара Георгиевна. Хотел ещё раз извиниться за то, что напугал вашего сына. Неловко вышло…
– Напугал? А ну да! Запамятовала совсем. Не переживай. Он уже привык. Все приезжие побаиваются его. Как себя чувствуешь?
– В смысле?
– Ну, в первые дни командировочным плохо бывает от воздуха.
– Ммм… – Он удивлённо смотрел в телефон. – А какой сегодня день?
– Шестое июня, понедельник.
– Как шестое?
– Тьфу ты, калоша слепая. Четверг, двадцать девятое мая.
– Вот, скотство, ещё и не ловит. – Он щёлкал по старенькому кнопочному телефону.
– Сломался?
– Похоже. Ладно, пойду. Егору привет! – Он улыбнулся и пошёл к двери.
У Рокотова хорошо получалось выглядеть человеком, у которого всё в порядке. Посторонние видели в нём лишь неуёмного трудоголика с синяками под глазами, и никто не догадывался о том, что уже больше двух лет болезнь дочери занимает все его мысли, превращая жизнь в нескончаемый кошмар.
***
По дороге к заводу Рокотов всё время оглядывался и принюхивался, он был уверен, что где-то рядом прячется сын вахтёрши, и удушающая вонь, схожая с дёгтем, камфорой и больной плотью, исходит от бинтов Егора. Его глаза прыгали с прохожего на прохожего, шерстили по улицам, скользили вдоль пятиэтажек, но, сколько он не смотрел по сторонам, Егора нигде не видел.
Рокотов чуть не упал, споткнувшись о булыжник на тротуаре, когда в одном из окон пятиэтажки промелькнули бинты. Чутьё подсказывало, что прошмыгнуло в окне что-то неправильное, будто забинтованная фигура была противоестественно вывернута и двигалась не по законам человеческой анатомии. Забыв о Егоре, Рокотов стал высматривать в окнах домов других мумий, только никто больше не показался.
***
В переплетениях промышленного гиганта Рокотов встретил Шабанова.
– Здарова. – Михаил пожал его руку. – Как настроение? Самочувствие? Готов к работе?
– Всё хорошо, только подташнивает.
– Это нормально! У всех приезжих так, у кого живот, у кого голова. Значит, ещё не привык к воздуху чалгаевскому. Ничего, привыкнешь, – приободрил Шабанов, и они разошлись.
После обеда Рокотов потерял счёт времени, из цеха он вышел, когда на завод прибыла ночная смена. Они кучно переходили из коридора в коридор и удалялись в глубины гудящей громадины. Данил столкнулся с ними в одном из длинных переходов, и не сразу среди рабочих заприметил стариков и детей. Раньше он бы даже не придал этому значения, но вопросов скопилось слишком много, и он не мог игнорировать чалгаевские странности. Никем не замеченный, он примкнул к толпе и пошёл за остальными туда, где висел сломанный телефон, и стояло зловоние.