Этот район был заброшен давно,
покинут людьми, им всем всё равно.
Теперь только ветер гуляет в тени,
один вспоминает минувшие дни.
Когда-то здесь было светло, хорошо,
однако то время давно уж прошло.
Тогда ниоткуда явились они,
по виду как будто смертельно больны.
Зараза вцепилась когтями в район,
тихонько проникла почти в каждый дом.
Не убивала, меняла людей,
в рыб превращала тех, кто слабей.
Кто-то ушёл, а кто-то остался,
кто-то боролся и с жизнью прощался.
Число изменённых росло с каждым днём,
лбы заболевших горели огнём.
Ну а река, текущая рядом,
вдруг обратилась взбесившимся гадом.
По улицам хлынул бурлящий поток,
сбежать от которого мало кто смог.
С тех самых пор забыт тот район,
призраки молча глядят из окон.
Хлопают двери открытых домов,
тёмные здания спят тут без снов.
Только бродяги и проститутки,
заходят сюда – и то на минутку.
Здесь людям не рады, здесь монстры живут,
чуть зазеваешься – мигом убьют!
У них рыбьи морды и чешуя,
не попадайся ты им на глаза.
Ведь схватят и свяжут, запалят огни,
Будут тогда твои дни сочтены.
В глубинах района стоит страшный храм,
там жертвы приносят ужасным богам.
На алтарях вырывают сердца,
чествуя так Акулу-Отца.
С собой принесёт он Большую Волну,
а человечество канет во тьму.
И среди трупов, зелёных руин,
будет зубастый один властелин.
Тайна Червя
Влад Волков
В горной цепи на далёком плато,
Где кроме местных не ходит никто.
Мы экспедицией шли среди скал.
Древние тайны наш лидер искал.
Скальная живопись в недрах пещер,
Идолы возле вулкановых жерл.
Только останки в сонме руин,
Нам попадались среди равнин.
Шелест листвы среди уханья сов,
Блики больших деревенских костров.
Как-то под утро, там, где ручей,
Пение хора коснулось ушей.
Мы устремились, чтоб их не вспугнуть,
Каждый украдкой проделывал путь.
В мантиях длинных, все в кружевах,
Аборигены вели ритуал.
Тощи, бледны, как мифический гуль,
Некий, видать, был языческий культ.
Ночь закричала, разверзлась земля,
Трещин по ней заструилась змея.
Ввысь устремился пришедший на зов,
Древний и страшный неведомый бог.
С телом червя, крепок и мускулист,
Он возвышался, как обелиск!
К небу вздымалась зубастая пасть,
Будто на звёзды хотела напасть.
Так поднималась она средь людей,
Туша покрытая сотней когтей.
И не скрывала уже темнота,
Щупальца те, что змеились у рта.
Вверх вырастало оно выше гор,
Ниже лишь слышался радостный хор.
Но существо благодать не несло,
Мигом культистов оно сожрало.
Поочерёдно их рот тот хватал,
Жадно жевал и в себя поглощал.
В оцепененье глядели мы все,
Как изгибался его тела серп.
Вскоре же это неведомо зло,
С шумом обратно под землю ушло.
Мы же стремились свой разум собрать,
Глядя, в земле, как зияет дыра.
К краю проклятому я подошёл,
Чтоб убедиться, что зверь тот ушёл.
Глянул я в бездну, она – на меня,
Тайной своею порочно маня.
И откровение жути познал,
Волосы, что поседели, срывал.
Выдавить прочь захотелось глаза,
То, что увидел – поведать нельзя!
Дикие чудища в прочной коре,
В этой большой обитали норе.
Бога-Червя я средь них увидал,
И вот тогда час безумья настал!
Тварь, оказалось, всего лишь была…
Пальцем одним на руке существа!
Сон
Илья Вьюков
Мне приснилось как я,
тяжело задыхаясь,
в море плыл среди льдов,
к Ми-Го приближаясь.
Они спасли меня,
с собой унеся.
Проснулся я,
в сердце страх храня.
Вокруг ночь, тишина.
Один я не сплю.
Ну и где же был я?
Вопрос задаю.
Сон уже не вернуть,
смотрю на луну.
Там вижу жуть,
идёт разум ко дну.
Призраки в небе.
Медузы в ночи.
Глаза в темноте.
Кричи не кричи.
В безумие я окунулся.
Где сон? А где явь?
Я ведь вроде проснулся.
Или сплю опять?
Похороненный у моря
Влад Волков
Похороненный у моря,
Спит и слышит шум прибоя.
Гибель белых стад фрегатов,
Разбивающихся волн.
Средь останков неолита,
Дремлет он, в песке зарытый,
И костьми скрепит сердито,
Гневом собственным пронзён.
Ночи тихо дни сменяют,
И созвездия сверкают,
Ждут парад небесных таинств,
Чтобы всё преобразить.
Под прибойный шум девятый,
Вспыхнет ненависть заклятьем,
Под плащом у тьмы крылатой,
Сможет нечто пробудить.
Всё накатывают волны,
Грандиозны, монотонны!
И стучат в песчаны двери,
Прямиком с глубин морских.
Вздрогнут каменные друзы,
Тянут щупальца медузы.
Оплетённые останки,
Поселений вековых.
Там, где дремлет Атлантида,
Где причудливы криптиды,
Сны Лавкрафта охраняя,
В непроглядной тишине,
Стерегут секреты древних,
Чьей боятся воли гневной.
Предаются анафеме,
И скрываются вовне.
Треск бурлящий пронесётся,
И, кто спал, тот вмиг проснётся.
Под сиянье алых молний,
В бездне сумрачных глубин
Пробуждаются вулканы,
Сотрясутся истуканы,
Посейдоновых колоний
Захороненных равнин.
И восстанет под зарницы,
Чьи глаза склевали птицы,
С адом ярости в глазницах,
Издавая дикий вой.
Пальцами песок сгребая,
Путь для плоти разрывая,
Тленный труп свой поднимая,
Из могилы вековой.
С оголёнными костями,
Он, опутанный плетями,
След обидчиков разыщет,
В лунных ледяных лучах.
И они познают, верьте,
Вещи, что ужасней смерти,
Когда ночью к ним нагрянет
Первобытный древний страх.
Средь осколков старых мифов,
Клёкот тварей среди рифов,
Отголоском, эхом, стоном
Его будет направлять.
И пока пылает ярость,
Не подкосит его старость,